«Тихое место: День первый» — неудачный фильм.

Задача приквела — рассказать предысторию оригинальной дилогии. Наполнить вымышленный мир интересными событиями, подвести основу для будущих сюжетов, показать гибель цивилизации полнее, последствия атаки — драматичнее, попытки сопротивления — отчаяние.
Но ничего подобного после выхода «Первого дня» с историей Красински не случилось.

Главная проблема фильма в том, что содержание не соответствует названию.
«День первый» подразумевает начало истории, провоцирует у зрителя определенные ожидания, зритель предвкушает, как увидит начало конфликта, встречу землян и неведомых агрессоров, их невероятную стойкость, живучесть и беспощадность, и человеческую уязвимость, смертность и обреченность.
Но вместо начала масштабной истории Сарноски рассказывает локальный финал. Отодвигая главные события на второй план и фокусируясь на печальной судьбе чернокожей женщины, умирающей от рака. Фильм — личностная история героини. По желанию режиссера, сопереживать придется именно ее судьбе, а не гибели десятков тысяч человек вокруг.

Здесь уместно вспомнить прием, любимый многими режиссерами (Спилбергом в особенности), когда личностная история главного героя транслируется на первом плане, а масштабные события становятся фоном. Суть приема в том, что обе истории тесно взаимодействуют и балансируют друг друга.
В «Войне миров» Рей спасает своих детей и учится роли отца, пока марсиане разносят мир в клочья — тема семьи переплетается с темой катастрофы, жизнь и надежность семейных уз балансирует смерть и неуязвимость врага.
В Last of Us героиня Элли также служит балансом для циничного, потерявшего веру Джоэла. Вокруг — разоренный, разрушенный, выживающий мир, в котором надежды на будущее ровно столько, сколько милосердия в обитателях этого мира. В частности — в Джоэле. Но Элли пробуждает в Джоэле жизнь, напоминая, что кроме инстинкта выживания существует неизмеримо больше чувств, смыслов, радостей. Элли не только возвращает к жизни Джоэла, но является для всего мира надеждой на спасение.
В «Первом дне» личностная история использована без понимания того, как такой прием работает. Нет ни баланса отношений, ни содержательной рифмы, ничего. Сюжет линеен: мир гибнет, героиня умирает. Всё.

В очередной раз хочется порассуждать о современном Голливуде. О том, как авторские франшизы, рассказывающие историю белой семьи в антураже мягкого пост-апокалипсиса теряют всякий смысл, превращаясь в историю о черной женщине (поэтессе), к которой прибивается плачущий от страха белый мужчина (она его прогоняет, а он не уходит), и вместе они следуют в Гарлем за пиццей, останавливаясь по пути в доме (и вспоминая чернокожего папу-пианиста).
Сложно представить более абсурдный сюжет для фильма-катастрофы, но этот сюжет — реальность. Как и кот, который умудряется ни разу не мяукнуть за весь фильм, ведь его задача — вызывать умиление, а не быть мохнатой обузой.

Об этом рассказывает «День первый», пока зритель пытается понять, что произошло между вторжением и оригинальным «Тихим местом».
Режиссер не показывает глобальные события, реакцию мирового сообщества на атаку пришельцев, безумие и хаос «первого дня». Именно дня: двадцати четырех часов противостояния и гибели, попыток спастись, попыток контратаковать, попыток понять, что происходит, где и почему.
Ничего этого нет.
Героиня идет в Гарлем за пиццей.

Если вынести фильм за рамки оригинальной дилогии и назвать киноленту «Мечта о еде» — картина только выиграет. Так как перестанет быть частью сюжета о нашествии инопланетян и недоумения от бессодержательности сюжета станет значительно меньше.

Режиссер даже не построил романтическую линию для героини. Действительно, чем сбалансировать апокалипсис: любовью или пиццей? Ответ очевиден.

Вот Самира бросает Эрика в доме — но позже берет с собой. Почему? Что произошло?
Вот Эрик говорит, что испуган и не хочет умирать — но отправляется на поиски медикаментов для Самиры. Почему? Что произошло?

Ведь Самира могла бы полюбить Эрика (или Рубена, работника хосписа), могла бы уйти, понимая, что жизнь ее вот-вот закончится и связь эта не принесет ничего, кроме боли. Могла заболеть и получить медикаменты от Эрика, которым двигала любовь, оказавшаяся сильнее страха смерти. И затем, разглядев в Эрике что-то особенное, Самира могла бы устроить Эрику побег с острова, став приманкой для чудовищ.

Но человеческие, романтические отношения в современном Голливуде — табу. Поэтому сценаристы прописывают рудиментарные обрывки чувств, максимально избегая самих отношений. Действия персонажей выглядят алогично, ходульно, происходят потому, что «так хочет сценарий». Хотя современных сюжетов-подсказок со схожими обстоятельствами достаточно: от «Сладкого ноября» с Шарлиз Терон и до «Послезавтра» с Джейком Джилленхолом.

Вероятно, древнее знание предков о том, как ведут себя люди в экстремальных ситуациях и как прописывать человеческие чувства (в особенности — романтические), утеряно навсегда.
Как и надежда увидеть в ближайшем будущем стоящее продолжение фантазий Красински.