Фильм интересен эффектом леса, не замеченного за деревьями. Удивителен надуманной скандальностью. Трогателен непременным подсчетом кино-цитат, пойманных Бертолуччи на пленку.
При этом «Мечтатели» глубже, чем самые затейливые цитаты и оммажи. Но чтобы проникнуть в эту глубину, зрителю придется забыть о Годаре и отвлечься от груди Евы Грин. И вспомнить, что снимал картину 62-летний человек, питавший интерес к устройству гражданского общества, коммунизму, как одному из видов такого устройства, законам социума, революционным потрясениям и механизмам общественных метаморфоз.

Чуть лучше разобраться в «Мечтателях» поможет и воспоминание о том, что Бертолуччи уже использовал, причем с первого своего фильма, «Костлявая кума», приём «частная история, как отражение общественной жизни». Рассказ Пазолини об убийстве проститутки стал в «Костлявой куме» своеобразным исследованием социальных типажей. А следующая картина режиссера, «Перед революцией», рассуждала о конфликте марксистских идеалов с устроенным бытом буржуазных семей.
Именно эти два феномена, сексуальная энергия, как основа межчеловеческого взаимодействия + социальная справедливость, как основа гражданских метаморфоз, являлись главными темами для Бертолуччи. Переплетаясь, пересекаясь, отражаясь друг в друге, эти темы звучат и в «Мечтателях».

Живописание сексуальной жизни подростков, безусловно, волновало Гилберта Адэра, чья проза стала основой для фильма. Но сложно поверить, что Бертолуччи обнажал 23-летнюю Еву Грин ради эпатажа или очередной эстетической аллюзии. Ведь в «Мечтателях» режиссер с легкостью отказался от откровенных сцен первоисточника, не увидев в них основного содержания.
Снимал же Тарковский о том, что интересно Тарковскому, а не о том, что написал Лем. Почему Бертолуччи не мог поступить также?
Так трио юных друзей, томимых необходимостью взрослеть, превратилось в оболочку для общественных потрясений времен Пятой французской республики.
И юная Изабель — не только дева в красном берете, прикованная цепью к решетке. Это сама Франция. Прекрасная, наполненная культурой прошлого, но стремящаяся к новым, чувственным наслаждениям — в том числе и социального толка.
И Тео — не просто брат-близнец, но живая сила страны.
И американец Мэтью — не только студент-синефил. Это источник новых идей, так живо воспринятых бушующий метрополией. Ведь близнецы кричали о Мэтью «он свой, он свой» не из-за страсти к кино. Будь дело в кино, на родине братьев Люмьер обязательно нашелся бы франкоязычный поклонник кинематографа. Дело было в неподвижных баррикадах, а не в движущихся картинках.

Фильм «Мечтатели» — это социальная драма. Микрокосм трех подростков на фоне «Красного мая», французской мягкой революции 1968-го года.
Революция эта интересна тем, что примерно в этот же период, а точнее — спустя год — закончилось правление первого президента Пятой французской республики, Шарля де Голля.
Человек, который пережил две мировые войны и тридцать два покушения на собственную жизнь, который отверг переговоры с Германией и стал голосом Сопротивления, который написал современную конституцию Франции, который говорил «Франция должна быть хозяйкой своей политики и делать всё по собственной воле», который дал Франции десять лет экономического роста, этот человек на следующий год после студенческих манифестаций ушел в отставку.

О чем же мечтал де Голль?
О выходе из НАТО и переводе национальных войск под командование Франции.
Об отказе использовать доллар в международных расчетах.
О переходе на единый золотой стандарт.
О развитии национальной ядерной энергетики.
О независимости Квебека, франкоговорящей провинции Канады.
О прекращении военных действий США в Камбодже.
Об осуждении военных действий Израиля на Ближнем Востоке (на следующий год после данного заявления во Франции произошла революция).
И о многом другом. Мечты де Голля можно выразить единственной фразой: «главное — величие Франции».

О чем мечтали противники де Голля?
«Запрещать запрещено»,
«Искусство умерло, не пожирайте его труп»,
«Алгоколь убивает, принимайте ЛСД»
и прочие остроумные лозунги.

Конечно, ожидать содержательных программ от студентов, ценящих парадоксы и злую сатиру, не следует. Но злой сатирой не построить сильную, самостоятельную страну. А де Голль занимался именно этим: строительством сильной, самостоятельной страны.
Или Бертолуччи считал иначе?
Может быть, «мечтатели» действительно заурядные мечтатели? Глупые, наивные фантазеры, не разглядевшие, что происходит на улицах? И эзопов язык кинематографии звучит исключительно в авторской голове. Случается же так, что смоква — просто смоква, а не символ грехопадения. И золотые стандарты, ядерная энергетика, государственный суверенитет — это действительно скучно и ретроградно. Ведь де Голлю в то время исполнилось семьдесят восемь лет. Разве угнаться за прогрессивной молодежью в таком возрасте?

Сегодня значительная часть «студенческих мечтателей» еще жива. И годами догнала де Голля.
Наблюдая за Олландом, Саркози, Макроном, за современной Францией с факельными шествиями в центре Парижа, регулярными погромами мигрантов, экономическим кризисом, подчинением НАТО и прочими событиями, интересно: мечтатели счастливы?
Или мечтателям все-таки жаль прекрасную Изабель?