У Спилберга есть два главных фильма: «Список Шиндлера» и «Мюнхен».
«Мюнхен» интереснее, так как препарировать свой народ сложнее, чем чужой. А Спилберг именно препарирует. Пусть и с любовью, осторожно, подчеркивая вынужденность принятых мер, Спилберг все-таки задает вопрос: «Верный ли выбран путь?»
По всей ленте раскиданы десятки характерных сцен, склоняющих зрителя то к одному ответу, то к другому. Спилберг ведет диалог, спорит с собой и со зрителем. Спорит в заданной тональности — абсолютно естественно видеть симпатию к Израилю от режиссера-еврея. Но попытка объективно показать ситуацию интересна.
Спилберг рассуждает о насилии. Не об истоках насилия, а о последствиях. Если рассуждать об истоках, то можно прийти к богоизбранности и гоям. Потому речь о последствиях.
Режиссер показывает распад личности, вставшей (в силу обстоятельств, разумеется) на путь насилия. И тут же намекает: может быть, дело не в насилии, а в личности? И распад происходит не просто так — а это личность такая? Ведь в начале истории премьер-министр говорит об Авнере: «Ты напоминаешь мне мать, а не отца». Отец Авнера был военным героем и мать предала героя. И зрителю сообщают, что Авнер напоминает мать. Может быть и Авнер предаст Израиль?
Спилберг показывает палестинцев. Почти непредвзято, они почти такие же люди: интеллигентные, культурные, просвещённые, со своими идеалами и принципами. Вот только интервью дать не могут — муж и жена принимаются выяснять отношения в присутствии репортера.
Разве можно договориться с этими дикарями?
Чем вызван теракт также не объясняется. Звери с автоматами берут спортсменов в заложники и требуют кого-то освободить, собираются куда-то лететь. Зачем, почему? Зритель не знает, что именно происходит с территорией и людьми Палестины. Зрителю не сообщают, сколько земли потеряла Палестина с 1948-го года. Зрителю ничего неизвестно. Противостояние сводится к фразе премьер министра: «Какой закон защищает этих людей?» Пространному монологу, подводящему к ответу: «Никакой».
Действительно, как избежать насилия, если граждан твоей страны берут в заложники и убивают у всего мира на глазах?
Спилберг постоянно подчеркивает гуманность израильской борьбы. Во время первой общей встречи каждый из агентов проговаривает, чем занимается. Выясняется, что за обеденным столом собрались мирные люди: антиквар, механик, повар-охранник. Профессиональных злодеев в Моссаде нет, есть агрессия против Израиля, обязавшая мирных людей взять в руки оружие.
Мирные люди не хотят убивать, но в случае необходимости — готовы защищаться. «Не связывайтесь с евреями» — апофеоз диалога после ликвидации первой цели. Что происходит с другими нациями — неважно. Но с евреями — не связывайтесь. Заочно вступая в полемику с противниками насилия, Спилберг цитирует фрагменты из Писания — и сам же отвечает на них, направляя дискурс в нужное русло.
При этом данные ООН называют совершенно немирные цифры погибших. Число убитых палестинцев только за 2008—2020 годы превышает число убитых евреев в двадцать два раза. 5590 против 251 человек. Раненых: 114 694 против 5 636 человек, в двадцать раз.
Палестинских детей также неоднократно спасают, при угрозе жизни — бегом отменяют взрывы. Девочка-палестинка демонстрирует агенту Моссад навыки фортепьянной игры и между ними нет вражды. Дети — невинны и не искажены ненавистью взрослых. Но уже в соседней сцене молодой палестинец наблюдает расстрел отца и то, что увидел подросток, обязательно приведет его в ряды Хамас. Авнер спасает не подростка, а будущего солдата, который станет убивать израильтян. Метаморфозу мальчика в бойца Спилберг оставляет за кадром, но тут же вспоминается «Спасение рядового Райана», в котором милосердие солдата приводит к гибели главного героя.
Спилберг дает разным сторонам возможность высказаться, демонстрирует способность найти компромисс и существовать совместно — сцена с радио и мирная ночевка в тесной комнате двух совершенно разных отрядов именно про это. Но что меняется? «Дом для нас — это все», — заявляет палестинец, снова отсылая к дому и семье, главным темам Спилберга. Компромисс оказывается всего лишь ситуативным эпизодом, ничего не менающим в глобальном противостоянии. Число жертв растет, в ответ на кровь льется еще больше крови. Новые силы принимают участие во взаимной охоте и операция по ликвидации нескольких целей превращается в параноидальную войну всех против всех. Доверять никому нельзя, любые средства оправданы, а жалость к противнику служит только одному — усилению противника.
«Только еврейская кровь важна мне» — произносит голубоглазый блондин Крейг, добавляя ироничных аллюзий в сюжет. Но герой Крейга выживает, а вот напарник-моралист, осуждающий действия Израиля, гибнет в отряде первым.
«Пролитая кровь на нас и прольется» — произносит сборщих бомб и эти слова становятся его эпитафией.
Антиквар сожалеет, что не проявил милосердие к врагу — и также погибает. Остается Авнер, медленно выжигающий в себе все человеческое и голубоглазый блондин, для которого важна только израильская кровь.
Спилберг говорит через героев и задает зрителю вопрос: «Если на место ликвидированных убийц приходят другие, более жестокие, то какой смысл в борьбе?» Насилие не устраняет противоречий, но порождает еще большее насилие.
Режиссер как будто выбирает сторону Авнера, ведь Авнер возвращается к семье. И никто не винит Авнера за выбор. Фраза «самое главное — семья» рефреном звучит через весь фильм. Однако куратор из Моссада отказывается стать гостем в доме бывшего агента. Авнер теперь — чужой. Потому что семья Авнера — это уютный дом в Бруклине, а семья куратора — весь Израиль. Герои расходятся в стороны, как будто предлагая зрителю самостоятельно выбирать между насилием и мирной жизнью. Вот только Авнер уходит назад, в небытие, а герой Джеффри Раша идет вперед, в мир.
Спилберг весь фильм готовится сказать что-то важное, очень близко к этому подходит, но ответ так и не звучит (или остается в монтажной комнате). Возможно, Спилберг осознанно уходит от вердикта «война» или «мир», помня, как дорого стоили однозначные высказывания его кумиру, Стенли Кубрику, для которого «Цельнометаллическая оболочка» стала не только, фактически, чужим фильмом, пережившим многократные купюры и цензурные правки, но и едва ли не финальным. После «Оболочки» Стенли Кубрик ушел из кино на двенадцать лет, вплоть до «Широко закрытых глаз», своей посмертной картины.
Тем не менее, «Мюнхен» — хорошее кино. Прежде всего потому, что картину было интересно снимать самому режиссеру. Дискутируя не только со зрителем, но и с собой, со своим народом, со всем миром. Наверное, это последний фильм Спилберга, в котором Стивен не следовал «коммерческой формуле», а снимал сердцем.