Первая история «Черных сказок» написана в 2008-м году. Событием, давшим старт «Черным сказкам», стало интервью с директором зеленоградского предприятия «Оптэкс», производившим приборы для российских «Протонов». 12 апреля, в день публикации, произошла случайность: один из жителей наукограда напился до бесчувственного состояния, выпал из окна и кран снимал носилки с трупом с подъездного козырька. Интервью никто не прочел, так как изувеченное тело оказалось для публики гораздо интереснее, чем космос. Беседа о звездах проиграла этиловым парам.

Этот факт превратился в сюжет об абсурдном мире, населенном людьми, живущим вопреки разуму и логике. Появился рассказ о деятелях, обнаруживших поломку у себя на пути и решивших исправить ее, повторно сломав то, что требовалось починить, чтобы их собственное повреждение оказалось работоспособным.
История легла на бумагу, но этого оказалось мало. Внешность героев, место действия, атмосфера, повествовательный ритм, все дополняло картинку. Сюжет можно было описать настолько подробно, насколько можно описать зримое событие.

Затем появлялись новые истории, новые действующие лица со своими манерами, жизнями, обстоятельствами. Сюжеты развивались, случалось, что одна история со временем становилась частью другой, объединявшей несколько линий, загадочным и необъяснимым образом подходивших друг к другу.
Теперь истории отредактированы, большая часть ранних комментариев и описаний вырезана, сценарные сноски (где таковые присутствовали) убраны, и текст приведен к максимально удобному для чтения виду.

Король и мышь. Сказка в шести действиях.

Действие первое: беломраморный зал, золотой трон с красным парчовым подножием. Монарх осматривает гигантскую сферу с изображением гор, лесов, морей.

Король (с паузами):

— Вот западные земли: глубокие моря, быстрые реки, горные вершины. Вот степи востока… бескрайние просторы. Вот северный предел: обитель воинов и пилигримов… Ремесленники юга, прославленные зодчие… (отходит в сторону) Покорны мне. Исправно платят дань. Всем миром правлю я. И слово мое мудро, и власть моя безгранична.

Из-за трона выбегает белая мышь, смотрит на короля.

Король:
— И даже малая тварь пришла мне поклониться.

Мышь смотрит на короля.

Король:
— Кланяйся властителю мира.

Мышь коротко пищит и убегает. Король хлопает в ладоши, вбегает стража.

Король:
— Поймать мне белую мышь!

Стражники обыскивают комнату, заглядывают во все углы, сворачивают с пъедестала расписную сферу, опрокидывают трон, обнаруживают крохотное отверстие в стене и зовут подмогу. Вбегают солдаты с алебардами, все дружно взламывают стену.

Король:
— Безобразие.

Стражники:
— Так точно, ваше высочество!

Король:
— Продолжайте.

Король уходит. Стража продолжает ломать стену.

Действие второе: дворец короля.

Король:
— Нашли?

Слуга:
— Ищем, ваше высочество.

Король:
— Отрубите ему голову.

Слугу уводят. Вбегает второй такой же точно слуга.

Король:
— Ищите лучше.

Слуга:
— Слушаюсь, ваше высочество!

Слуга трубит в горн. Появляются воины: стража в высоких шлемах с плюмажами, пехотинцы со смоляными усами, стрелки с пищалями на плечах, отряды кавалеристов на гарцующих жеребцах, гвардейцы со шпагами, тайная полиция, артиллеристы с банником и небольшой пушкой на колесах.

Слуга:
— Искать всем мышь!

Войско разбегается: конница встает на перекрестках, пехотинцы обыскивают харчевни, стражники обходит амбары и кладовые. По реке поднимается флотилия судов с тралами, по берегу шагают отряды тайного сыска и заглядывают под каждый куст и камень. Над городом парят аэропланы, летчики смотрят вниз в подзорные трубы. Наступает ночь, горожане с факелами дежурят на улицах.
Во дворе замка загораются костры, ежеминутно к дозорным подбегают гонцы и докладывают: «Еще не нашли!»

Утро. Король просыпается, поворачивает голову и видит спящую мышь.

Король скатывается с кровати и кричит:
— Слуга!

Вбегает слуга.

Король:
— Дворец сжечь!

Из дворца выносят сундуки, расписанную сферу, перину и повара, сидящего на кастрюле. Все имущество грузят на корабль. Замок поджигают. Корабль отходит от берега, повар горестно плачет и прижимает кастрюлю к груди.

Действие третье: роскошные палаты наместника. Король в задумчивости у окна:
— Однако, у наместника недурно. И вид отменный, и дворец повыше моего будет.

Входит наместник:
— Что прикажете ваше высочество?

Король:
— Друг мой, я утром получил депешу. Слуги обыскали пепелище, но белой мыши так и не нашли.

Наместник:
— Сгорела без следа?

Король молчит.

Вечер. Наместник отдает распоряжения о подготовке к пиршеству: лакеи расставляют столы, вносят кушанья, в зале играют музыканты и пляшут танцоры.
Король входит, садится во главе стола, поднимает чашу и объявляет о начале пира. В тот же миг в королевскую тарелку прыгает белая мышь. Король бьёт по тарелке, гости, глядя на короля, также принимаются разбивать бокалы, сбрасывают со стола блюда. Музыканты сбиваются с такта, танцоры затевают драку и рвут друг на друге платья.

Король выхватывает у стражника алебарду, широко размахивается и бьет по столу, стараясь поразить мышь. Ножки стола подламываются и целая гора супниц, графинов, пирогов, запеченных птиц, фруктов и десертов обрушивается на короля и погребает под собой.

Гости кричат в ужасе (фрейлины кричат от восторга). Наместник при помощи стражника почтительно извлекает короля на свободу.

Король:
— Сейчас же! Немедленно! Поймать! Белую мышь!

Действие четвертое:

Утро. Король бледен, под глазами синие тени.

Бьет колокол, распахивается дверь и входит процессия: Наместник, за ним четверо слуг, несущих на плечах носилки под белым покрывалом.

Наместник кланяется:
— Ваше высочество.

Наместник подает знак. Слуги ставят носилки, откидывают покрывало, под покрывалом оказывается стеклянный ящик, в котором лежит невиданное существо с торчащими во все стороны пучками грязно-серой шерсти. У существа кошачья морда, беличий хвост и птичьи лапы.

Король:
— Что это?

Наместник:
— Белая мышь, ваше высочество.

Король разглядывает содержимое ящика, наклоняется, поднимает существо за лапу, лапа отламывается, существо падает и разваливается на части. В разные стороны торчат булавки и обрывки ниток.

Король:
— Позвать обергофмаршала.

Входит обергофмаршал. Король показывает на Наместника:
— Четвертовать сегодня же на главной площади.

Наместника берут под стражу.

На главной площади собирается народ. Приводят четырех скакунов. Воины короля за руки и ноги привязывают Наместника к скакунам. Среди горожан поднимается волнение. На площадь пробивается стража Наместника, воины короля вступают в бой. Льется кровь, раздаются крики и стоны поверженных. Скакунов бьют поводьями, Наместника разрывает на части.

Королевский корабль отходит от пристани. Король вращает расписную сферу и указывает новое место.

Действие пятое: на пути короля великолепный замок. Войска короля истощены, свита малочисленна, обоз едва плетется. Лошади падают, на павших не обращают внимания. От прежней роскоши у короля осталась сфера, но и та ободрана и облеплена грязью.

Глашатай над воротами замка трубит, ворота открываются, навстречу королю выходит посланник.

Посланник:
— Тебе нет здесь места, безумец.

Король:
— Так ты смеешь говорить с владыкой мира?

Король поднимает меч и убивает посланника. Стены высятся над королем, под стенами бежит река. Глашатай подает сигнал и ворота закрываются. На плече глашатая король замечает белую мышь. Король пришпоривает жеребца и бросается в атаку. Войско короля штурмует замок. Глашатай стреляет в короля. Раненый король падает в реку.

Действие шестое: река далеко отнесла короля от места сражения: не слышно ни голосов, ни звона оружия, кругом нет ни зверя, ни человека. Король лежит на отмели, его одежды в крови. Король смотрит на солнце, на облака, на бегущую воду.

Могучий дуб возвышается над головой короля. Дерево качает ветвями, дрожит и с громким треском падает. Король кричит, рвет на груди одежду, тянется руками к горлу. Из раскрытого рта выскакивает белая мышь. Король тянется за мышью так, что кости прорываются сквозь ткань перчаток.

Мышь скрывается в камнях. Король умирает. Раздается пение птиц. Берег чист и нигде не видно следов короля. Высокий дуб безмятежно стоит над рекой.

Еда. Сказка в трех действиях.

Действие первое: погреб с бутылками, бочками, овощами, ягодами, сырами, зеленью, соленьями, рыбой, птицей, колбасами, связками сушеных фруктов, окороками на крюках и прочей снедью, разложенной по полкам и развешенной по стенам в соответствии со своим сортом и предназначением.

Морковь:
— Я сладкая морковь.

Сыр:
— Я сыр.

Огурец:
— Я огурец.

Еда:
— И нас едят! Едят, как будто мы ничто.

Окорок:
— Глотают по кускам.

Яблоко:
— Грызут, как монпансье.

Белый гриб:
— Задумчиво жуют.

Каравай:
— На части режут нас.

Мясо:
— И жарят.

Рыба:
— И пекут.

Черная икра:
— И подают со льдом.

Все хором:
— Терпеть уже не в мочь! Долой, долой, долой!

Морковь:
— Найти бы только сил. Изнемогаем мы.

Клубника:
— Под гнетом.

Сыр:
— Под пятой.

Помидор:
— В полоне.

Огурец:
— Под ярмом.

Ягоды:
— Сплотимся для борьбы!

Фрукты:
— Восстанем!

Мясо:
— Это бунт!

Овощи:
— И пусть нас поведет сильнейший среди нас!

Сыр:
— Ну, кто ты? Назовись!

Бочонок с квасом:
— Яви себя!

Помидор:
— Приди!

Все переглядываются.

Морковь:
— Нет первого средь нас? Кто у еды вожак? Он робок и пуглив? Застенчив?

Окорок:
— Его нет.

Клубника:
— Но как нам победить, раз нету вожака? Кто нас объединит, направит наш порыв?

Тягостное молчание. Сверкают молнии, раздаются раскаты грома. Появляется спаситель.

Спаситель:
— Я силы вам придам! Я вас объединю! И поведу вас в бой! И вас освобожу!

Ром:
— Откуда взялся ты? На полке я стою без малого уж год, но в первый раз тебя заметил среди нас.

Грецкий орех:
— Нет листьев у тебя.

Апельсин:
— Нет даже кожуры.

Морковь:
— Есть имя?

Спаситель неразборчиво:
— Апельдок.

Яблоко:
— Не наш ли ты?

Спаситель:
— Увы.

Все хором:
— Ты овощ или фрукт? Копченый ты? Сырой? Где вырос ты? Куда нас сможешь привести?

Спаситель (слушает, склонив голову набок):
— Под любопытством вы сокрыли неприязнь. Вам, видимо, претит, что раз момент настал, придется превозмочь мечтаний пустоту.

Огурец:
— Но как же вверить жизнь на волю чужака?

Спаситель:
— Оставьте жизнь себе, раз вашей воли нет, но такова цена свободы и всегда, чтоб что-то получить — приходится терять. А я меж тем взгляну и наперед скажу: ее (показывает на морковь) порежут в суп, (картофельным клубням) вас сварят с кожурой, (лимону) вас к чаю подадут, (винограду) до капли выжмут сок, (гигантскому сому, лежащему в кадке и лениво шевелящему усами) тебя, мой милый друг, на сто частей…

Все хором:
— Пощади! Спаси же нас, спаси! Согласны мы идти повсюду за тобой!

Спаситель:
— За тем явился я. Но прежде чем начать, хочу услышать я, что всюду и всегда вы будете со мной. И если объявлю, что белый цвет не бел, а круглый шар не кругл, перечить мне никто не станет.

Все хором:
— Никогда!

Спаситель:
— Тогда вопрос решен. Не станем медлить, враг коварен и силен.

Все хором:
— Ах, неужели мы способны победить?

Спаситель (поднимает руку, сжатую в кулак):
— Победа — лишь предлог, борьба — вот наша цель!

Вспышка молнии, затем наступает темнота.

Действие второе: черта разделяет комнату на две части. С одной стороны находится еда, с другой — Спаситель. У Спасителя в руке длинная указка, рядом школьная доска, саквояж с инструментами, за спиной большой котел, висящий над огнем.

Спаситель:
— Вы выучить должны, что облик ваш — ваш враг. Что обличает вас, как, скажем… этот фрукт?

Кивает яблоку. Яблоко переступает черту и проходит на сторону Спасителя. На доске оказывается таблица с изображением яблока.

Спаситель водит указкой по таблице:
— Взгляните — все черты так явственно видны, так обнажают суть, предмета естество, что жертвой стать ему предопределено.

Спаситель:
— Запомните — урок вам первый я даю — смутить чутье врага для вас важней всего. Когда на ветке плод алеет сквозь листву, враг видит алый бок и бьет наверняка. (Срезает с яблока кожуру). Сравните этот плод с рисунком — не узнать. Замаскирован тот, кто признаков лишен.

Все шепчут:
— Как точно видит он причины наших бед!

Яблоко с трудом разворачивается и, покачиваясь, уходит.

Спаситель:
— Теперь второй урок (вызывает тыкву из собрания фруктов и овощей).
— Чем габаритней цель, тем легче в цель попасть, корпускулентный враг — отличная мишень. Но вам размер во зло, старайтесь измельчать (крошит тыкву на маленькие кубики).

Тыква:
— Ах, рассыпаюсь я.

Спаситель:
— Тем лучше. Микромир — прекрасен сам в себе.

Сметает со стола остатки тыквы.

Все хором:
— Да, это мастерство не каждому дано.

Спаситель:
— Противник ваш силен, для собственной нужды энергию и жизнь он пьет из ваших тел. Лишь истощив врага вы сможете взять вверх.

Все хором:
— Лишь истощив врага, мы сможем победить!

Спаситель:
— К победе долог путь. Запоминайте трюк — вот чан над очагом. Наполним чан водой.. (смотрит на еду).
— Початок, подойди.

Кукуруза:
— Мне страшно, но я страх смогу преодолеть (прыгает в воду).

Спаситель:
— Взгляните, как бурлит и пенится раствор. Не отдана врагу, выходит сила в пар.

Все хором:
— Благословен тот час, когда ты к нам пришел, надежду нам принес, призрел и ободрил.

Спаситель:
— Заслуги нет моей ни в чем.

Все хором:
— Спаситель наш!

Спаситель:
— Все дело ваших рук. Уроки повторим.

Под руководством спасителя все повторяют только что пройденные уроки, счищают кожуру, режут себя на части и прыгают в котел.

Действие третье: просторный зал. Спаситель в лакейской ливрее стоит возле сервированного стола, в его руках поднос, накрытый крышкой.

Человек во главе стола:
— Что нынче на обед?

Мораль. Сказка в одном действии.

Две просторные лохани и бочка между ними. На бочке подсвечник с зажженной свечой. В лоханях под комьями пены два бледнокожих, тощих человека. Первый человек поднимает руку и тяжело произносит.

— Низка мораль в нашем обществе.
— Чрезвычайно низка.
— Откушивал я в одном заведении — прекрасное заведение, мрамор, палисандр, полоскательницы так даже в виде камей исполнены, кругом хрусталь играет, на стенах бронза.
— Роскошное заведение.
— Да, откушивал я, а к соседнему столу подали дичь. Роскошного такого фазана, хохолок так и стоит, как кивер.
— Роскошная птица.
— А господин за столиком возьми фазана за ногу, отломи и понюхай мясо. Вообразите, вокруг избранная публика, официанты во фраках, оркестр играет, а этот фигурант втягивает воздух и на весь зал: «Ах, какой фазан!» Метрдотель лицом побледнел, даме моей дурно стало, уж и я было салфетку к губам поднес, но случай уберег.
— Ужасно.
— И главное с шумом таким, ноздри трепещут, вдохнул и «Ах, какой фазан!» Вдумайтесь.
— Ужасно.
— Ужасно. И с подобным уровнем развития, такая, извините, макака-резус вляпывается в приличное общество.
— Чужда нашему обществу мораль, чужда.
— «Ах, какой фазан!» Я прямо так и заявил метрдотелю: «Сейчас же вышвырните это животное, чтобы и духу его здесь не было».. (глубокий вздох).
— А мне на прошлой неделе свояк с контрамарками устроил оказию. Всей фамилией посетили оперу.
— Опера — наслаждение жизни.
— Но и там, представьте, не обошлось без разговора. Рассаживаемся в ложе — я и дамы занимаем места во втором ряду, а какой-то байстрюк в сапогах усаживается вперед нас.
— Негодяй.
— Усаживается и, вы только прочувствуйте момент, каблуком задевает мой туфель.
— Mon dieu!
— И не просто задевает, так сказать, мимолетно, вскользь, пронеся на некотором расстоянии, а шаркает по всей поверхности.
— Ах, друг мой!
— И как будто мало ему содеянного, этот мамзер оборачивается и добавляет: «Милостивый государь, чувствительно прошу простить мою неловкость».
— Каков мерзавец.
— Чувствуете? Рядом дамы, конферансье выходит на сцену, но свет еще горит и взгляды обращены в нашу ложу. А он оскорбление телу моему нанес и просит его простить, наглец!
— Признаюсь, мне и слов подходящих не найти.
— Так и я поначалу обомлел, но собрался с мыслею и ответил: «Плюнул бы вам», — обратите внимание, к эдакой образине еще и на вы! — «Плюнул бы вам в вашу мерзкую рожу, да слюны на вас жаль». И вытолкнул мерзавца из ложи вон, в оркестровую яму.
— «И воздастся вам по делам вашим».
— Да, друг мой, иначе нельзя.
— Иначе тьма скотоподобия накроет и нас.

Огарок мигает и гаснет.

Самоубийцы. Сказка в одном действии.

Ночь, мост. В отдалении мерцают огни города. На мосту спорят двое.

— Ну уж нет, я первый сюда пришел, идите и поищите себе другой мост.
— Что значит первый пришел? Я уже год как прихожу на этот мост, я каждую трещину в асфальте выучил наизусть. Отойдите от поручней! Да что же вы толкаетесь?
— Это вы толкаетесь.
— Да что же это такое?
— Это вы толкаетесь.

Оба толкаются.

— Так я назло не уйду.
— Уйдете, еще как уйдете.
— Останусь, еще как останусь.
— Нет, уйдете, сейчас же уйдете! Что же это такое, даже с моста спокойно прыгнуть нельзя!

Снова толкаются, затем дерутся, пока хватает сил.

— Проклятая жизнь, даже чтобы покончить с собой, приходится драться из последних сил.
— Имейте в виду, я так просто не отступлюсь! Мне этот мост понравился!
— Подлец.
— Негодяй.

Переводят дыхание, закуривают.

— Чем вам не нравится прыжок с крыши?
— Вы что, смеетесь? Как я буду выглядеть?
— Не думали о яде?
— Думал. Но у меня нежный желудок.
— Удар электричеством?
— С детства боюсь электричества.
— Тогда уйдите из жизни красиво, задержите грабителя, спасите прохожего от нападения.
— Вот вы и спасайте.
— Так вы гордец, вам нужна шумиха, заголовки в газетах?
— Мне нужно, чтобы вы ушли с моста. Прыгните завтра, какая вам разница?
— Вот сами и прыгайте.

Самоубийцы встают и отряхивают одежду.

— Предлагаю подбросить монету. Чья сторона возьмет — тот и прыгает. Проигравший остается жить. Ставлю на решку.

— Я тоже хотел поставить на решку.
— Решка уже занята, ставьте на орла.
— Ладно. Хотя подождите, покажите сперва монету.
— Зачем она вам?
— Покажите монету!
— Не надо хватать меня за руки!
— Дайте монету!

Снова дерутся.

— Так я и знал, монета с двумя решками!
— Где, не может быть? Неужели две решки?
— Жулик!
— Это я-то жулик? А придти на чужой мост не жульничество?
— Это невыносимо. Честное слово, мне хочется скинуть вас с моста самому, но я слишком ценю жизнь, чтобы стать убийцей.

Яркий свет фар, на мост выезжает длинный, черный автомобиль. Автомобиль останавливается, из салона выходит несколько темных фигур. Фигуры открывают багажник, поднимают на плечи объемный сверток и сбрасывают сверток в реку.
Одна из фигур оглядывается, приближается к самоубийцам и наводит на них громадный блестящий револьвер.

— Жить хотите?
— Хочу!
— Очень хочу!

Автомобиль разворачивается, фигура медленно убирает револьвер в карман, садится в машину, автомобиль уезжает. Самоубийцы глубоко дышат.

— Хороший человек попался.
— Повезло.

Сон добродетельного человека. Сказка в одном действии.

Зал с колоннадой, тускло освещенный масляными лампами, уставленный стульями, занятыми почтенной публикой в масках. Курят, в воздухе дымно. Напротив зала небольшая сцена с трибуной. За трибуной закрытый занавес, на ткани герб: белое сердце в черной маске.
К трибуне поочередно подходят люди.

Первый оратор:
— За всю жизнь я не совершил ни одного доброго поступка. Ни одного. А ведь я уже пожил, вот, видите, седина на висках. И сколько вокруг нуждающихся, сколько несчастных с протянутой рукой, с мольбой о подаянии — но каждый раз я прохожу мимо. И все почему? Такой уж склад ума. Ведь как получается: просит человек о помощи, а у него нет ни дома, ни одежды приличной, ни возможности устроить свой досуг, сходить в театр или, допустим, на бега. Словом, ничего у него нет, а я ему протяну ассигнацию? Да это же насмешка. Ну, вот отняли у человека половину туловища, а я его по щеке потреплю — не насмешка ли? Насмешка. Так и прохожу каждый раз мимо, а у самого кошки на душе скребут, нехорошо. Нехорошо. И все почему? Принципы. Нельзя поступаться принципами. И я ведь хочу помочь этим бедолагам, так хочу! Но не желаю помогать для проформы и самоуспокоения. Вот и приходится маяться. Эх, подлец я, подлец.

Отмахивается рукой и сходит со сцены под грохот аплодисментов.

Второй оратор:
— Я, друзья мои, сам себя стыжусь. Вы вот пойдите, пройдите по центральным улицам да по площадям — и не найдете второго такого двоедушного мерзавца и фарисея, как представшего перед вами покорного слугу. Вы думаете, что, я не помогаю? Как раз наоборот, постоянно помогаю. Да я любой день провожу в поисках павших и обездоленных, и деньги даю, и плечо, что называется, подставляю, и угнетенных защищаю, бедным средства выделяю на житье и прокорм, и всегда безвозмездно. Но ведь стяжатель есмь и низкая душа — обо всем этом помню. Сделаю добро — и как в книге запишу: доброе дело такого-то числа в таком-то виде как есть совершено. И как закончится день, все мои благодеяния поднимаются в памяти и до самого сна я их перебираю, перекладываю с места на место. И так стыдно мне при этом, так нехорошо! И скорее бы нового дня мне дождаться, чтобы еще больше добрых дел совершить, чтобы хоть одного из них не вспомнить! Чтобы знал я наконец, что честен и что ради чистого блага тружусь, а не для подлой своей выгоды. Не для царствия же небесного! Тьфу ты, опять соврал.

Спускается со сцены под громовые овации.

Третий оратор:
— И все-таки, господа, я самый худший. Да-с, гаже всех я вышел. И почему? Извольте. Мне ведь ничего не надо. Все у меня есть и всего с избытком. Живу, как говорится, в непристойной роскоши. Но все-таки я обращаюсь, господа, христорадничаю. Имею, а руку протягиваю. И что же вы думаете, ради корысти? Может быть, жаден и сребролюбив? Нет, господа, какая уж тут корысть, если я все полученное тут же в яму и выбрасываю. За людей прошу, за людей жестокосердных. Каждому право и волю доброе дело совершить даю, да-с. Ради того и иду на обман. Затем и в рубище свое облачаюсь, и в саже и в пепле хожу, хлеб у голодных отнимаю — вы думаете, не понимаю я этого? прекрасно понимаю — но принимаю и терплю. И все ради доброго дела, чтобы подали мне и себе подали сторицей.

Рукоплескания, говоривший раскланивается.

Чаепитие. Сказка в одном действии.

Сад из голых, мертвых деревьев. Под деревьями и на дорожках сада черные ветви. На отдельных деревьях выцветшие обрывки праздничных украшений.
Стол с белоснежной скатертью, рядом три резных, элегантных, но сильно потертых кресла и старые дамы в них.

Дама с красными волосами:
— Пожалуйста, пейте чай.
— Спасибо.

— Как себя чувствует Анжелика?
— Анжелика сломала ногу. В воскресенье мы ходили в лес слушать птиц и бедняжка провалилась в заячью нору.
— В какой именно лес?
— Простите?
— Как он выглядел?
— Это был темный лес.
— Вам не понравилось?
— Анжелике не понравилось. А мне очень понравилось, только слишком много деревьев.
— Когда-то на нашей площади росло большое дерево. Его спилили совсем недавно, а посадил его старый бакалейщик с третьей улицы.
— Я помню это дерево.
— Я помню, как его пилили.
— Вся улица собралась и смотрела. У дерева сперва срезали нижние ветви, затем верхние и в конце разделили ствол.
— Да, очень дружно работали.
— Мы когда-то играли в тени того дерева.
— Как давно это было.

Дама с черными волосами:
— Попробуйте вот с этими пирожными.
— Спасибо.

— Знаете тот дом возле дороги? Кто там живет?
— Они недавно приехали.
— Они сдали соседского Чарли на живодерню. Вызвали фургон и сказали, что собака никому не принадлежит.
— А что было дальше?
— Его успели вернуть, но его уже подвергли… как это называется?
— Процедурам?
— Да, процедурам. Он теперь лежит весь день. Его привез обратно такой вежливый господин. Говорит: «Такой хороший пес был, так и взял бы к себе».
— Боится наверное, что теперь их засудят.
— Не засудят.
— Я тоже думаю, что не засудят.

Дама с белыми волосами:
— Возьмите еще чашечку.
— Спасибо.

— Помните Вернера? У него тоже был пес, он даже брал его в кругосветное путешествие.
— Подумать только, собака совершила кругосветное путешествие.
— Мой Генрих всегда говорил, что настоящее путешествие совершается внутри путешествия.
— Твой Генрих был очень мил.
— Он так нравился Анжелике.
— Анжелика с Генрихом были прекрасной парой. Она очень мила.
— Анжелике снова снятся сны.
— Она снова кричит?
— Кричит, но неразборчиво.
— Я раньше всегда записывала свои сны.
— Я использую диктофон. Когда пишешь, на ум приходят разные мысли и теряешь нить.
— Нашему Джеку тоже снятся сны и он их записывает в особую тетрадь. А днем ведет дневник. Однажды Джек сравнил тексты в тетради и в дневнике и обнаружил, что они совершенно одинаковые.

Дерево в саду роняет на землю тяжелую, черную ветвь. Дамы замолкают и оглядываются.

— Какой чудесный вечер.
— Взгляните на закат.

Ветви качают деревья в саду. Дамы молча слушают шелест листвы. Затем вновь оборачиваются к столу — сервировка стола теперь убрана и на поверхности стоит шахматная доска с фигурами.

Дама с белыми волосами, двигая черную пешку:

— Я выросла в бедной семье. Ни у меня, ни у сверстников, ни у целого города, в котором я жила, не было будущего. Моя мать надеялась, что однажды я покину город и найду лучшую жизнь за его пределами. Но для этого требовалось овладеть необходимыми знаниями, в первую очередь — языками иных народов. Все деньги мать тратила на обучение. Три раза в неделю я ходила на другой конец города к толмачу и обучалась грамоте. Мне приходилось следовать множеством темных переулков. Я шагала вдоль реки и видела, как живут рыболовы в просоленных бараках. Поднималась к рыночной площади и наблюдала за деятельностью торговцев.
От ратуши тянулся квартал знати, ароматы пряностей и духов наполняли воздух. Затем шли казармы солдат, которые всегда норовили заговорить со мной, но я притворялось глухой и ускользала. Далее шел проспект с игорными домами, лупанариями, кабаре и ресторанами, в которых звучала музыка. Здесь я часто останавливалась, смотрела в горящие окна и слушала дивные, незнакомые песни. Часто раздавалась брань, гремели выстрели, кого-то выносили на улицу и оставляли лежать в грязи, пока в залах продолжалось веселье.
Учитель регулярно сообщал о моих успехах и мать была довольна занятиями. За несколько лет я усвоила множество языков: язык угроз, язык отчаяния, язык обмана, язык соблазна, язык денег. На каждой улице использовался собственный диалект, кто-то шептал на языке интриг, где-то звенела сталь дуэлянтов.

Дама с черными волосами:
— Чем закончилось обучение?

Дама с белыми волосами:
— Это была хорошая школа и выученные языки пригодились в жизни. Кроме одного. Я никогда не говорила на языке, которому учил толмач. Это был человеческий язык, но люди не говорят на человеческом языке.

Дама с белыми волосами протягивает руку к доске и прикасается к черному ферзю:
— Поправляю.

Дама с черными волосами:
— Однажды я увидела собственную жизнь как череду ежедневных смертей и рождений. Утром я рождалась, проживала свой день, совершала необходимые действия и вечером погружалась в сон. И на следующее утро я чем-то отличалась от себя вчерашней. Иногда различия были едва уловимы, но иногда события прошедшего дня меняли меня необратимо и тогда разница становилась необратимой: я сегодняшняя и вчерашняя превращались в совершенно чужих друг для друга людей.
Каждый день судьба разворачивала передо мной свиток жизни и каждый день был как новая жизнь. О некоторых жизнях я хочу забыть, некоторые дни хотел бы проживать множество раз, наслаждаясь каждой минутой. К сожалению, я не могу выбирать дни, что приносили счастье или стереть из памяти воспоминания о тяжелых днях. Я закрываю глаза и вижу некрополь из десятков тысяч могил, и на каждом камне стоит мое имя. Каждый камень — завершение одного дня, одной меня, одной маленькой жизни. Среди этих имен немало тех, кто бесконечно от меня далек, но есть и такие, кто очень близок.

Дама с красными волосами:
— Но кому все-таки принадлежат эти дни?

Дама с черными волосами:
— Мне неизвестен ответ. Как может в единственном человеке скрываться столько людей? Как отыскать среди тысяч «себя» того, кто действительно «ты»?

Дама с черными волосами протягивает руку к доске и двигает белого коня.

Дама с красными волосами:
— В юности я отправилась в путешествие. Мне нравился цветущий оазис, в котором я выросла, но любопытство толкало на поиски иной жизни. Я хорошо подготовилась, наполнила меха водой и составила подробные звездные карты. Меня сопровождал отец, он наставлял меня и помогал мне. Я чувствовала, что могу положиться на него. И я была полна сил, отправляясь в путь, и не испытывала страха перед испытаниями. Путешествие длилось долго и оказалось захватывающим, но когда запасы воды начали иссякать, нам пришлось вернуться.
Спустя время я предприняла повторное путешествие. В этот раз я отправлялась в путь одна. Я выбрала направление и начала странствие. Я двигалась нехожеными тропами, слушала пение ветра в дюнах, наблюдала за движением звезд. Я увидела бескрайний мир, но вновь повернула к родному оазису, когда от припасов осталась половина.
И в третий раз я подготовился к путешествию. Мною двигал страх: я представляла, что жизнь моя пройдет зря, что я так и останусь навеки в мертвой пустыне. Я желала отыскать новый дом, сбежать от неминуемой смерти, которая приближалась ко мне с каждым прошедшим годом.
Долгим оказался мой путь. Я бродила по пустыне наугад, не глядя на звезды, не следуя картам, не помня пути, по которому шла, не надеясь вернуться. В это раз я решила не сворачивать к дому, когда от запасов останется половина. И я не свернула, и едва не погибла в песках от жажды, но люди нашли меня и вернули домой.
Мой дом и оазис оказался заброшены. Деревья зачахли без ухода, источник иссяк, засыпанный песками. Я поняла, что больше не смогу отправиться в путь — мне не сделать запасов воды.

Дама с белыми волосами:
— Но теперь ты счастлива?

Дама с красными волосами:
— Да. Я сохранила память о путешествиях.

Дама с красными волосами протягивает руку и разворачивает доску, меняя фигуры местами.

Самый лучший день. Сказка в одном действии.

— Хотите узнать, какой день был лучшим в моей жизни? Я помню: это была ужасная, зимняя ночь.
Я всегда любила зимний лес. Любила кататься на лыжах. Мы катались с Эриком. Эрик любил встряхнуть дерево и наблюдать, как падает снег. В самом конце, когда в воздухе остаются самые маленькие искорки света, Эрик говорил, что это летние сны. «Надо встряхивать побольше деревьев» — говорил Эрик. — «Пусть люди и зимой видят летние сны».
В тот раз Эрика со мной не было, потому что приехала Ева. Длинноногая Ева с ее громким смехом и обтягивающими джемперами. И я отправилась в лес одна.

Был чудесный день с очень ясным небом. Трассу уже проложили и идти было легко. Иногда я останавливалась и закрывала глаза, чтобы послушать лес. Знаете, эти звуки, когда закрываешь глаза, вокруг никого нет и только с ветки иногда упадет сугроб или стонут мерзлые деревья. Всякий раз мне кажется, что так лес говорит о чем-то своем. Надо только прислушаться, чтобы разобрать слова. Так я и стояла на месте, минута за минутой, слушая крики ворон, и когда казалось, что вот-вот получится разобрать первое слово, становилось невыносимо холодно и приходилось идти дальше.

В тот день я отлично покаталась и уже возвращалась домой, но допустила ошибку: я переходила родник и замочила лыжи, а когда остановилась послушать лес, одна лыжа примерзла. Мне бы спокойно снять ногу с крепления, освободить лыжу, счистить лед, но я была расстроена тем, что Эрика не было со мной: по пути попадались отличные деревья, такие раскидистые, все в снегу. Но их совершенно некому было трясти! С досады я слишком резко дернула ногу, сорвала лыжу и потеряла равновесие.

Это произошло на подъеме тропы. Я прокатилась вниз метров пятьдесят. И хотя снег смягчил падение, метров пятнадцать я пролетела почти без помех и у самой земли налетела на дерево.

Я потеряла сознание от удара. Когда пришла в себя, то лежала в снегу и чувствовала, что замерзаю. И как пульсирует боль в ноге.
Знаете, бывает так, что все одно к одному? Именно этот случай. Я упала на обратном пути, солнце шло к закату и до утра на трассе вряд ли кто-то появится. Еды не было. Мы всегда отправлялись в лес вдвоем и брали два рюкзака. Я брала всё, что требуется для костра, а рюкзак с едой брал Эрик. В этот раз я по привычке взяла рюкзак с розжигом и осталась без продуктов.

«Так даже лучше» — подумала я, — «Зимой главное — развести огонь».
Я все сильнее чувствовала, как холод проникает под кожу. Я была очень довольна, что ношу толстые, грубой вязки свитера, совершенно не похожие на тонкие джемперы Евы.
Я сняла рюкзак, открыла его и узнала новые подробности приключения. Это был рюкзак для еды. И рюкзак был пуст. На дне рюкзака остались обертки от галет и высохшее яблоко. Больше ничего. У меня не было ни еды, ни огня. Я лежала в снегу, лыжи мои были сломаны и приближалась ночь. До людей, если идти по трассе, оставалось километров пятнадцать.

— Я вспомнила описание смерти от холода: в начале человек испытывает покой, апатию и сонливость. Так организм пытается сэкономить энергию и погружает человека в сон. Инстинкт срабатывает из лучших побуждений, но от такого сна человек не просыпается. Мне требовалось движение. И я принялась собирать валежник. Я прыгала на одной ноге, помогала себе лыжной палкой и обламывала ветви.
Может быть, я представляла, что совью непроницаемый для холода шалаш или сложу мягкую перину, которая поднимет меня до самых небес и я проведу ночь, не прикасаясь к холодной земле. Но, скорее всего, я механически совершала работу, думая только об одном: «Ломай эти ветки и пусть они трещат как можно громче. Может быть, кто-то услышит».
Конечно, никто не услышал. Бездонная тьма опустилась на мир.
Ночь в лесу совсем не то, что ночь в городе. Я лежала на еловых ветвях, как на перине из сожалений, и чувствовала сотни уколов. И смотрела на небо. Глубокое, как Тихий океан. И вспоминала прошлое лето, когда уговорила Эрика выбраться на побережье. Именно тогда Эрик и познакомился с Евой. Спас ее, вытащил из воды. Правда, позже выяснилось, что Ева плавает гораздо лучше Эрика.

Это было мое последнее воспоминание. На морозе щелкали деревья. Мне известно, что это лопается древесина под давлением замерзающей жидкости, но кто знает — может быть это действительно наречие леса? Небесный океан напомнил о щелчках и песнях китов. Кружение звезд успокоило мысли и веки закрыли глаза.

— А затем я увидела его. Он вышел на поляну и сделал самую обычную вещь: щелкнул зажигалкой и разжег валежник. «Ты бы слезла на землю, если не хочешь сгореть» — сказал Эрик.
И я скатилась со сломанных веток и во все глаза разглядывала Эрика: как он стоял, чуть наклонившись в сторону, в своих выгоревших плавках, бесцветной майке, стоптанных сланцах, покрытый загаром и пропитанный горькой, морской солью. Он был таким же, как прошлым летом, в августе, когда пришел ко мне и сказал, что хочет остаться с Евой.

Я засмеялась тогда и назвала его типичным мужчиной. И уговаривала не спешить, подождать хотя бы полгода. Я говорила и прятала отчаянье в голосе. Он слушал и молчал.

«У меня мало времени», — сказал Эрик. — «Покажи ногу». Я вытянула ногу и Эрик снял ботинок, осмотрел лодыжку, разорвал майку на длинные лоскуты и туго перебинтовал. Затем соорудил подобие ложа, устроил меня поближе к костру и отправился в лес.

Я медленно согревалась и не верила в происходящее. Дотронулась до уголька и обожгла руку — я не спала. Но как Эрик мог быть здесь и сейчас? Еще и в таком виде? Но он был. Подходил, приносил ветки для костра, улыбался и говорил, что все будет в порядке. Я знала, что это не видение и не мираж, но и реальным это быть не могло.
Я позвала Эрика. «Кто ты?» — спросила я. «Смешная», — засмеялся Эрик. — «Я — твой летний сон».

— Утром меня нашли. Говорили, что костер уже догорел и я лежала на самой земле, прижимаясь к холодным углям. Я этого не помню. Конечно, я заболела и оказалась в госпитале.

Знаете, что странно? Когда я вернулась домой, то вспомнила про рюкзак. Я открыла рюкзак — и там была зажигалка. Но я точно помню, что когда заглядывала в рюкзак в последний раз, ее там не было. Конечно, я могла найти ее позже, проверяя содержимое каждого кармана просто так, от отчаяния.

Но может быть, эта зажигалка — подарок Эрика? Того, ночного Эрика. Ведь мы больше не увиделись. В тот же день Эрик улетел с Евой.

— Это и был лучший день в моей жизни.

Спаситель. Сказка в одном действии.

Темная комната, невысокий стол возле окна, тусклый свет то ли поздней ночи, то ли раннего утра. Человек сидит на стуле, опустив лицо в ладони. Тикают часы. На столе распечатанное письмо. Открывается дверь, в комнату на мгновенье проскальзывает луч красного света и обливает сидящего огнем. Дверь закрывается и высокий гость подходит к столу.

Хозяин комнаты:
— Убит я горем, друг мой драгоценный. Узнал я только что о страшном деле, о крахе предприятия небольшого, мануфактуры древней, обветшалой, но приносившей выгоду успешно трем поколениям моего семейства. Теперь я разорен. По миру пущен. Наследство деда моего, отца и брата, что сам я тщился завещать потомству, сегодня сожжено до тла врагами, неведомыми мне. Мой дом опутан залогами, как летняя беседка плющом обвита. Нету мне спасенья. Под окнами столпились кредиторы… (оборачивается к гостю, рассеянно)
— А что это за сажа?

(Гость вытирает лицо платком)

— Я был неосторожен, пуская фейерверки для детей.
— Святое время детства…

(Гость показывает пачку бумаг)

— Не эти ли расписки ты оставлял своим заимодавцам?

(Хозяин комнаты с бумагами гостя)

— Они, они, но объясни — откуда?
— Я выкупил их ночью, привлеченный угрозами и бранью площадною. Напротив наши окна, ты же помнишь?
— Ах, верно. Этой ночью слышал я голос, звавший тихо, кто-то вышел и говорил в тени с народом буйным, так истово мой дом атаковавшим. И вышедшего называли доном, звенели шпоры, кланялись вайнахи и поспешили сразу удалиться. Мне кажется, я помню, говорили…

(Гость шагает по комнате, звеня шпорами)

— Ты принял злобный лай простолюдина за речь разумную? Я появился позже. Я встретил их уже в пути обратном.
— Да, то было похоже на виденье, на выполнение темного задания и получение прибыли за это. То был не ты.
— Не я. Теперь послушай слова, что я принес: ты благороден. Ты не возьмешь долги такою мерой и я обременять тебя не смею подобной вольностью. Разве что оставить в молве людской твою фамилию, имя и род без пятнышка и без упрека чистым, я предложить осмелюсь, только…
— Продолжи.
— Ты исчезнуть должен.
— Что же с моими сыновьями станет?
— Я младшего устрою в богадельню.
— А старшего?
— Пускай идет в солдаты.
— С женой моей?
— Жена твоя прекрасна и долго я смотрел голодным взором на губы ее алые и грезил, как сладки они могут быть. К тому же, лишь дважды разрешалось чрево её от бремени. Так молода, красива, ей не придется стариться вдовою, я мужем стану ей, мой род продлится с ее смешавшись кровью.
— Так чудесно, что ты меня спасаешь от бесчестья, не отдаешь жену на поруганье и сыновьям готов судьбу устроить. Но что это в руке твоей, оружье?
— Не бойся так. Я помогу из жизни уйти тебе, когда рука неверный жест совершит и залпа не случится.

Вкладывает пистолет в ладонь сидящего и прижимает дуло к виску, раздается выстрел, густой дым заволакивает сцену.

Человек и ночь. Сказка в одном действии.

Ночь, хижина, человек зажигает свечу в лампе, разгоняя единственным огоньком мрак вокруг, закрывает свечу стеклом и ставит светильник в сторону. Смотрит в окно.

Человек:
— Какой странный свет виден там вдали. Он горит каждую ночь, но так зыбок. Похоже, как будто движутся фигуры… Что это, танец у костра, ночной вертеп для путников?

Человек всматривается в окно:
— Вот, снова мигает. Будто рука открывает и закрывает огонь. Может быть это тайный знак, этот огонь горит над сокровищем?

Человек отходит от окна. Воет ветер, ветви деревьев царапают крышу. Человек нерешительно шагает по комнате, останавливается у порога и хочет выйти из дома. Но только рука сдвигает засов, раздается треск, шум, крики зверей, грохот, раскаты грома.

Дальний свет вспыхивает ярче, огненным факелом поднимается над лесом, пламя ревет и разгоняет тьму. Деревья протягивают лапы к хижине и накрывают жилище скрипучим куполом. Ветви бьют по стенам, стучатся в окна, тяжкие удары ломают кровлю.

Человек прислоняется к двери и слышит, как дышит ночь по ту сторону.

Человек возвращается к окну — огненный факел погас. Тлеющий огонек едва заметен сквозь ночной туман.

Картина. Сказка в одном действии.

Где и при каких обстоятельствах приобрел я картину, изменившую мою жизнь, ставшую моей жизнью, наполнившую каждый день собой? Откуда она?

Иногда я вижу, что краду ее у одинокого рисовальщика, стынущего под холодным дождем, поднимающего воротник и греющего лицо в ладонях. Мимо проезжают автомобили, хмурится горькая, медная осень. Дождь сбегает с полотен и цветными кляксами впитывается в землю.

Мне становится неприятен этот человек, его холодность и равнодушие ко всему. «Это акт возмездия», — мыслю я. — «Наивысшая степень человеческой злобы». Я срываю картину с мольберта и бросаюсь в сторону, прохожие расступаются и смотрят вслед. Сейчас прозвучит окрик: «Стой!» — и кто-нибудь преградит дорогу.

Но крика нет, ветер шумит листвой, я перехожу на шаг. Картина прижимается к груди, нежное тепло льется навстречу сердцу. Поддавшись желанию, я возвращаюсь на место преступления. Я знаю, что не отдам картину, она теперь моя, но мне кажется бесчестным уйти, не взглянув на руки того, кто создал ее.

Художник все так же неподвижен. Я останавливаюсь и смотрю на черные, редкие волосы, дождевые капли, усеявшие мраморный лоб. Художник не поднимает взгляд. Я признаюсь в краже и кричу: «Я забрал картину, вы слышите меня?» Я заглядываю в лицо этому странному человеку и вижу, как дождь прорезает в коже глубокие борозды. Красный пигмент сочится по рукам и капает с губ. Вода вымывает из черепа глаза и на месте костистого подбородка видны редкие желтые зубы. Я кричу от ужаса.

Конечно, этого не было. Картина пришла иначе. В минуты душевного подъема я представляю, что сам написал ее. Вот тихая мастерская, лунное серебро на гранях металлических крыш. Вот холст на мольберте, оживающий с прикосновением кисти. Вот багет — старый, в паутине трещин. Картина закончена, обрамлена и смотрит на меня, отражая льющееся пламя свечей.

Конечно, и этого не было. Ни художника, ни мастерской, ни пламени свечей. На сияющем торжестве мне не вручали картину, хоть я отчетливо видел шумное застолье, столпотворение людей, громадный сверток с шелковой лентой. Тяжелое сердцебиение при виде свертка. Помнил голоса, считавшие: «Раз! Два! Три!»
Не было вернисажей, торгов на аукционах, старых мастеров и завещаний. Сумасшедший старик с незрячими глазами не держал меня за руку в предсмертной агонии, торопясь раскрыть расположение фамильного тайника.

Ничего этого не было. Но картина была. И муку, случавшуюся от расставания с ней, могло исцелить только бескрайнее, звериное блаженство, наполнявшее разум при созерцании полотна.

Правда в том, что я действительно написал ее. И путь, которым я шел до картины, начался от следующих мыслей: «Если картина моя совершенна, то и я, как творец, не могу содержать изъянов. Но если человек — отражение окружающей реальности, является ли мое окружение совершенным? Раз моя цель — выразить на полотне всю радость, все блаженство жизни, смогу я справиться с такой целью, находясь среди скверны и порока?»

Так рассуждал я, понимая, что перемены необходимы и перемены решительные. Ни моя жизнь, ни дом, ни друзья не приближали меня к осуществлению поставленной цели.

И я принял нелегкое, но необходимое решение: удалить факторы, мешавшие совершенству картины. Я составил список: выписал работу, близких мне людей, дом, в котором прожил большую часть жизни. Все уместилось на четвертушке листа. Вся моя жизнь, вселенная имени меня, лежала передо мной на бумажке, размером с ладонь. И я принялся вычеркивать пункт за пунктом.

Сделал я это так: поставил перед собой мольберт, взгромоздил полотно, закрыл глаза и начал писать. В темноте проступили цвета, мазки, незримое обретало форму. Тяжелый запах краски наполнил легкие. Холст зажегся яркими вспышками и в этот миг я подумал о первом пункте. И картина ушла. Я почувствовал перебой сердца в груди и посмотрел на листок: «Семья».

То же произошло с работой и с домом. Со всем, что я считал своим. Я держал в руке исполосованный список и не видел ни одного уцелевшего пункта. Все, что было мной — оказалось чужим.
На секунду мне показалось, что меня нет и не было никогда на свете.

Около месяца я избавлялся от прошлой жизни. Я оставил работу — никто этого не заметил. Необходимость проводить время с человеком, которого я считал любимым, также оказалась совершенно напрасной. Мы почувствовали невероятную свободу, признавшись, наконец, насколько одиноки мы вместе и как тягостна рутина, которую мы почему-то считали любовью. Незамеченным состоялся и уход от друзей — совместное прожигание жизни было единственным, что нас объединяло.

Так я избавился от всего.

Было бы ложью утверждать, что судьба моя разом повернулась вспять и я нашел счастье. Нет. Оборвав все, что связывало меня с прошлой жизнью, сам я остался продуктом той жизни.

— Неужели все зря? — спрашивал я у картины.

Я оставался надежным свидетелем всех своих ошибок. Тяжкими оковами волочились по пятам воспоминания. Случались черные дни, бессонные ночи, сомнения, вызванные малодушием. Но картина спасала меня. Моя совершенная картина, написанная за одну ночь.

Я помню ту ночь.
Бесконечность над головой, полную звезд. Шелест листвы и тихий прибой. Я заснул, слушая волны, но каким-то образом сохранил связь с миром. Сквозь сомкнутые веки я различал звездный свет. Поднимаясь над спящей землей, я наблюдал невиданный хоровод светил: Млечный путь, протянувшийся мириадами огненных точек, синюю тьму с яркими росчерками комет. Всполохи галактик и хороводы живых огней, которые приняли меня, крохотного и незначительного, в сонм вечных путников, идущих от себя к себе по дорогам времени.
Чувство, обретенное в ту ночь, чувство единения с миром, с каждой его частью, подарило мне ключ для написания картины. Я закончил ее в один миг.

Конечно, холст так и остался нетронутым. Тогда у меня не было ни кистей, ни красок, а когда появилось необходимое — писать картину не имело смысла: я видел ее перед собой каждую секунду. Видел ее в мире, в людях, в небе и земле. Все, что было вокруг — стало ее частью. Миром, созданным великим художником.

Иногда я рассказываю людям о картине. Говорю про прекрасное полотно, про цвета, открывшиеся мне. Люди слушают и желают увидеть холст. «Придет день — и вы все увидите», — отвечаю я. — «Но не сегодня. Сейчас картина готовится к выставке».

Но когда день придет и жизнь моя завершится, когда люди войдут в мастерскую, найдут мертвеца и увидят чистое полотно среди множества готовых работ, никто не догадается, о какой картине я постоянно твердил.

Звонок. Сказка в шести действиях

Действие первое: человек в кресле около небольшого круглого стола. На столе — зажженная лампа и телефон. Окружающее пространство погружено во тьму. Свет в лампе мерцает, человек смотрит на мерцающий свет.
Человек видит сон: медленные шаги по земле. Слышно пение ветра, шелест листвы. Всё будто наяву, но деревья и травы качаются слишком мерно и медленно. Свет вокруг сумрачный, не определить — день или ночь. Человек подходит к глубокой, черной яме. Кругом ни души, человек один. Человек наклоняется и тьма из ямы надвигается навстречу. В глубине — вытянувшееся на спине тело, изувеченное, страшное, с бледной порванной кожей, в ранах и черной крови, грязное, присыпанное комьями глины.
Человек смотрит на мертвеца и мертвец открывает глаза. Человек узнает себя. Покойник кивает человеку, подносит к голове кулак с отставленными мизинцем и большим пальцем.
Звонит телефон.
Человек просыпается. Телефон звонит на столе. Человек снимает трубку, слышит в динамике пение ветра и шелест листвы. Человек исчезает.

Действие второе: прекрасная девушка приходит в чувство возле леса. За деревьями горят яркие огни. Девушка наблюдает за свечением, затем ступает под кроны деревьев и следует за огнями.

Опускается ночь. Огни приводят девушку на поляну с родником. От воды исходит свет. Девушка наклоняется и касается поверхности воды. Поднимается ветер. Черная, густая жидкость наполняет светлый родник от прикосновения.
В лесу слышен треск. Тяжелые шаги приближаются к поляне с родником, почти погасшим от черной жидкости. Свет становится красным. Девушка поднимается и пытается разглядеть приближающуюся фигуру — но свет слишком слаб.
Шаги раздаются совсем близко. Высокая Тень выходит на поляну и направляется к девушке. Девушка отступает, пока не упирается спиной в ствол дерева. Свет родника гаснет.
Воздух наполняется огненным маревом. Черная Тень подходит к девушке. В глазах существа яркий огонь — девушка чувствует жар от пламени.
Тень поднимает руку — в руке зажат нож. Девушка бросается в сторону, но деревья смыкаются и встают преградой на пути. Тень приближается к девушке и вонзает нож в ее грудь.

Действие третье: слышно пение птиц, журчит ручей. Человек осматривается: земля залита густым молочным туманом. Человек направляется к ручью, умывает лицо, пьет свежую воду. На дне ручья блестит нож — в точности такой, что держала черная тень. Человек опускает руку в воду и берет нож.
По траве пробегает ветер, падает тишина. Человек поднимает взгляд от ручья и обнаруживает незнакомку, сидящую на траве поблизости. Человек встречается взглядом с незнакомкой. Человек видит черты лица, глаза, светлую кожу, густые волосы, белые, почти касающиеся земли.

Человек прикасается к руке Незнакомки: «Кто ты? Откуда?» Человек повторяет вопросы, Незнакомка не откликается.
Человек поднимается. Нож в руке человека оказывается перед глазами девушки. Она вздрагивает, закрывает глаза руками. От движения рук обнажается красная полоса на ее груди. Человек разглядывает грубый, багровый вертикальный шрам. Человек проводит пальцем по шраму. Раздается крик. Человек видит пламя и ночь, Тень, окровавленный нож и сердце, горящее яркой звездой в руке Тени.

Действие четвертое: Человек и Незнакомка медленно шагают среди деревьев. Человек изможден, одежда в грязи. Платье Незнакомки порвано, но девушка равнодушна к ветвям и кустарникам, разрывающим ткань. Человек ведет Незнакомку за руку.

Они приходит на поляну с родником, к которому девушку когда-то привела тропа из огней. Но теперь родник иссяк. В земле глубокая яма, поросшая белыми и красными цветами. Человек опускается на землю возле высохшего родника.
Человек держит нож, разглядывает лезвие и смотрит на Незнакомку. Та неотрывно смотрит на нож. Человек отходит в сторону и вонзает нож в собственную грудь. Бьющееся сердце оказывается в руке Человека. Человек опускает сердце на дно пересохшего родника и падает на цветы.

Действие пятое: незнакомка разбужена пением птиц. Девушка открывает глаза: каждый цветок, каждый солнечный луч наполнен радостью. Свет падает на цветущее дерево в центре поляны, пьющее корнями свет из полноводного родника.
Пышный бутон распускается в кроне дерева и спелый плод срывается с ветви. Девушка протягивает руку — в ладонь падает живое человеческое сердце.

Девушка подносит плод к губам. От прикосновения губ сердце вздрагивает. Незнакомка съедает сердце. Шрам на груди девушки исчезает. Исцеленная девушка кружится в танце, пока не замечает неподвижного человека среди цветов.

Девушка приближается и с усилием переворачивает человека на спину. Девушка обращается к человеку, но тот безучастно молчит. На груди человека багровая полоса — свежий шрам. Девушка прикасается к шраму и от прикосновения шрам начинается разгораться ярким, кровавым светом. Человек открывает глаза — они горят огнем, как глаза Тени. Поднимается ветер. Свет угасает и тяжкие шаги раздаются во мраке леса, зарево разгорается среди деревьев.

В окружении искр и пламени Человек приближается к девушке. Незнакомка отступает в сторону, спотыкается и падает. Человек возвышается над Незнакомкой. Вытянув руку, Человек вырывает из земли цветущее дерево — в черном грунте мерцает лезвие ножа. Человек поднимает нож и поворачивается к девушке.

Странный звук раздается в лесу. Птицы кричат и поднимаются в небо. Ветер шумит и качает деревья. Звук нарастает, становится громче и отчетлевее — это звук очень далекого, приглушенного телефонного звонка.

Действие шестое: девушка приходит в себя. На столе горит лампа, пространство вокруг погружено во тьму. Телефонная трубка снята с аппарата на столе.
Девушка осматривается: кругом царит мрак. На столе лежит нож. Девушка наклоняется и долго смотрит на нож, затем протягивает руку к рукояти, но отводит ладонь в сторону, снимает со стола лампу, поднимает светоч над головой и делает первый шаг.
Свет лампы удаляется, пока полностью не исчезает во мраке.

Гость. Сказка в пяти действиях.

Действие первое: гостиная с высокими запертыми дверьми. За дверьми голоса, очень шумно, кто-то поспешно приближается к дверям снаружи и распахивает дверь. Входит группа людей с человеком на руках.

Крики:
— Расступитесь! Дорогу!

Вносят пострадавшего при пожаре. Один из вошедших:
— У Образцовых пожар. Сообщения нет. Пока люди добежали, уже и крыша провалилась. Вот, единственного спасли, чудом успели. Только вынесли, как все рухнуло.
Второй:
— Да где же врач?

Голоса за сценой. Слуги вводят врача, еще даже не снявшего верхнюю одежду.

Слуги:
— Скорее. Вот он.

Врач:
— Дайте места. Расступитесь.
Врач осматривает обгоревшего.

Слуги:
— Дом-то как жаль! Года не простоял!

Врач:
— Вовремя вынесли. Ожоги лица, рук… отравление угарным газом. Легко отделался. Постельный режим, неделю покоя и придет в себя.

Пишет на бумажке и передает в протянутую руку:
— Давать перед сном.
Выходит. За окном далекое зарево, слышны крики, звон с пожарной каланчи.

День следующий. Больной лежит в постели, устроенной на просторной веранде, и выглядывает в сад с пышными яблонями в снегу.
На веранду выходит девушка с подносом:
— Пожалуйте завтракать.
Ставит чашку с бульоном на столик у постели.

Гость:
— Спасибо, милая. Хорошо-то здесь как.
Девушка дожидается, пока больной доедает бульон и уносит чашку.

Действие второе: день весенний. Сад оживает, ветви цветущих яблонь тянутся в окно. В воздухе солнце и пение птиц. Хозяин дома выходит на веранду. Гость смотрит в окно и не замечает вошедшего.

Хозяин:
— Агата говорит, у вас хороший аппетит.

Гость:
— Простите?

Хозяин:
— Не разбудил ли я вас?
Гость:
— Нет, я давно уже не сплю и не прочь развлечься беседой.

Хозяин:
— Сердечно рад. Как чувствуете себя?

Гость:
— Недурно, благодарю. Вот только птицы в саду так громко поют, до мигрени. Но это болезнь. Знаете, во время пожара я отравился угарным газом и так ослаб, что упал с ног. Лежал на полу с какой-то сладкой обреченностью и полным равнодушием к судьбе. Смотрел, что огонь все ближе, одежда тлеет, а все как будто не со мной. Только в глубине тоненький голосок говорил: «Вставай! Беги!» Но голос такой слабый, ненастоящий, так падают песчинки в часах и сообщают о смерти, а мы не слышим. Лежу я покорно, жду своей участи, и думаю про себя: лишь бы не больно. Вот как мне было. Теперь гораздо лучше, благодарю.
Хозяин:
— Как оказались вы в доме Образцовых?

Гость отвечает мечтательно, повторно отвернувшись к окну:
— Как оказался у Образцовых? Да все у меня было в том доме. По утрам, до того часа, когда жители дома наполняли комнаты вздором, я слушал, как вздыхали стены, как флигели поводили затекшими плечами, снег скользил с крыш и щелкали паркетные шашки в залах…

Хозяин нетерпеливо:
— Простите за прямоту, но лекарь известил меня о вашем полном выздоровлении три недели назад. Ваше пребывание в доме продлилось свыше месяца, не выписать ли вам городского врача? Возможно, ваш недуг скрыт от местных эскулапов?

Гость:
— Пустое. Всюду одни и те же приемы, кривлянья и неразборчивый почерк. Хотите латыни — возьмите семинариста на содержание. А про меня — так ничто не исцелит меня лучше здешнего воздуха.

Хозяин:
— Но…

Гость:
— Но ваша мысль мне ясна. Конечно, я злоупотребил вашей добротой. Поверьте, как только силы вернутся ко мне, я благословлю ваше имя и семью, и оставлю полюбившиеся мне стены.
Хозяин:
— Гость в дом — Бог в дом. Я не гоню вас и прошу, не истолкуйте мои слова превратно.

Гость:
— Вот и хорошо. А теперь позвольте мне уснуть, беседа утомила меня, видите, я все еще слаб.

Хозяин:
— Оставляю вас в уединении.

Действие третье: день летний. Хозяин спускается по лестнице в центральный зал. Дом полон гостей, звучит музыка, смех, шумно. Хозяин задумчив. Он останавливается возле камина, прикуривает от лучины сигарету и тут же выбрасывает окурок в огонь — в комнату входит Гость в сопровождении нескольких лиц.

Гость:
— Ах, снова вы курите. Какая скверная привычка.

Хозяин:
— В собственном доме я изволю курить сколько хочу и когда хочу.

Гость:
— От чего же вы бросили окурок?
Поворачивается к сопровождающим, те смеются в ответ.

Хозяин:
— Признаться, я рад, что встретил вас. Мне хотелось бы составить с вами серьезный разговор.

Гость:
— Сегодня?

Хозяин:
— Именно сейчас.

Гость:
— Сегодня ровно год со дня моего спасения — я решил отметить эту дату как день своего второго рождения и очень рад, что ваши близкие и друзья поддержали мою идею.

Хозяин:
— Вот именно.

Гость:
— Что именно?

Хозяин:
— Сколько времени вы намереваетесь провести в этом доме? Сперва вы поправили здоровье, затем выпросили место гувернера и я глупец, что согласился и уступил вам детей — вы привязали их к себе и склонили на свою сторону. Затем начали помогать прислуге. Вы сошлись с полицмейстером. Теперь вы ходите в клуб, председателем которого является мой брат, и стали с ним на короткой ноге!

Гость:
— На место гувернера я предложил — отнюдь не выпрашивал — свою кандидатуру, чтобы честно получать жалование и свободно столоваться вне дома, не объедая хозяйку. Дети мне рады. С вашими близкими я приветлив, брат и друзья приняли меня в свой круг. Что же вас не устраивает?

Хозяин:
— Ваше присутствие. Никто не поручал вам очаровывать моих близких, друзей и хоть самого черта. Извольте упаковать вещи, сесть в экипаж и оставить, наконец, этот дом.

Гость:
— Но я люблю этот дом.

Хозяин смотрит с ненавистью:
— Но этот дом — мой, не ваш.

Гость молчит и смотрит на пламя камина. Затем поворачивается к Хозяину.
Гость:
— Я нашел покой под этим кровом. Я не являюсь для вас обузой и содержу себя сам. Все, что мне требуется — сохранить чувство счастья, наполнившее меня в ту ночь, когда ваши люди вынесли меня из пожара. В чем моя вина, почему вы меня гоните?

Хозяин:
— Потому что этот дом — мой.

Во время диалога смех и шум в доме стихают. Присутствующие постепенно собираются в зале и образуется сцена, при которой люди оказываются за спиной Гостя. Хозяин остается стоять один, никто не произносит ни слова и никто не встает на сторону Хозяина.

Гость:
— Благодарю за прямоту. Сейчас же соберу вещи.

Гость выходит из зала. Публика молча провожает Гостя взглядом, затем оборачивается к Хозяину.

Хозяин:
— Желающих отправиться следом — не смею задерживать.

Гости молча расходятся.

Действие четвертое: ночь. Человек приближается к дому. Слышен шорох бумаги, затем тишина. Человек склоняется к земле — в темноте появляется светлая точка, бумажный сверток в руках человека разгорается зыбким огнем. Человек поднимает огонь и отходит за стоящий дом.

Кроны садовых деревьев у дальней стены дома освещаются бледным, трепетным светом. Свет набирает силу, появляется дым. Языки пламени поднимаются над стеной. Дом горит беззвучно, но огонь разгорается все сильнее. Наконец стекла в окнах лопаются от жара, огонь с ревом заворачивается в жгуты и проникает в комнаты. Раздаются первые крики: «Пожар! Горит! Пожар!»

Дом стоит в огне, пламя срывается с крыши и тянется к небу.

Действие пятое: девичья комната. Девушка с книгой возле зажженной свечи. Крики за окном привлекают внимание девушки, она поднимает голову, встает, подбегает к окну и раскрывает раму. Под окном проносят пострадавшего от пожара. Отец девушки принимает процессию, оборачивается и замечает дочь.

Отец:
— Принесли обгоревшего от Полунских.
(обращается к пострадавшему) Не тревожтесь, вы спасены. Что случилось? Кто-нибудь уцелел?

Пострадавший открывает глаза и встречается с девушкой взглядом. Девушка недоверчиво смотрит в ответ. Пострадавший улыбается и закрывает глаза.

Гений. Сказка в одном действии.

Комната молодого человека. Молодой человек ухаживает за розовым кустом и любуется прекрасной девушкой в окне напротив. Девушка играет на клавесине и очень увлечена партией.
Дверь в комнату резко открывается, вбегает юноша — друг молодого человека. Глаза юноши горят.

— Пропал, я безнадежно пропал! Спасите!
— В чем дело?

Гость переводит дух и продолжает.

— Вчерашним вечером бродил по парку. Размышлял о тщетности бытия. И вдруг почувствовал укол! Я сразу же вспомнил об Альберте, моем несчастном шурине, что погиб от лихорадки в прошлом году.
— Тебя укусил москит?
— Нет. Несчастный шурин оказался совершенно ни при чем. Меня посетило вдохновение!
— Так.
— Помнишь, как в детстве говорили, что есть во мне некая искра, скрытая струна, безмолвная до времени? Вчера я почувствовал, что колокол судьбы прозвучал — мое время пришло.
— Что же произошло?
— Это Камилла. Она шла навстречу и улыбалась, наши взгляды соприкоснулись и мое сердце забилось так часто! Я ощутил сладкое томление и восторг. Мы едва кивнули друг другу, но сколько страсти, сколько тайного желания было в этом движении! От волнения я едва устоял на ногах и выглядел, вероятно, необычайно глупо.
— Может быть, это все-таки москит?
— Не шути с порывами сердца, мой друг. Все очень серьезно. Ночь прошла как в бреду — я писал стихи. Извел всю бумагу и начал черкать на стенах. Но все было не то, мертвые слова, зыбкие тени, бессилие! Я долго не мог понять, но все-таки догадался. Друг мой, я прозорлив и смог различить причину.
— В чем же она?
— Деньги.
— Деньги?
— Да, деньги. Я представил свой путь так ясно: вот я пишу прекрасные сонеты, вот звучат они на улицах и городских площадях. Произведения получают признание. Кавалеры цитируют избранные сочинения из томиков с моим вензелем на обложке. Фрейлины благосклонно внимают кавалерам. Слава о скромном сочинителе расходится по двору. Наконец, король держит в руках издание моих стихов. Его Величество читает. Чистота и пылкость фраз пробуждают в правителе воспоминания о первой любви. Слеза скатывается по щеке монарха.
«Кто этот гений?» — обращается король к свите. — «Кто автор этих чудесных строк? Я хочу обнять его». Свита прибывает в мой дом — но я не желаю идти. «Братья мои» — отвечаю я. — «Я не ищу славы и не стремлюсь стяжать земных благ. Возможность творить — единственное, что нужно мне. Любовь к прекрасной деве освятила меня и служение высшему чувству — мое призвание отныне и навсегда». Свита плачет. «Какой удивительный человек!» — говорят придворные. Они встают на колени и умоляют меня явиться на королевский прием. Я уступаю и отправляюсь в замок, чтобы спасти пришедших от монаршего гнева. И вот здесь меня охватывает ужас!
— Ужас?
— В чем я пойду? Где мой прекрасный камзол? Как явиться на глаза к королю в затрапезном наряде?
— Но…
— А мой дом? Ты знаешь, на какой улице находится мой дом? Ужасный квартал. Я принялся считать: хороший дом с просторной студией и приличными соседями. Экипаж, лошади, грум. Костюмы, рубашки, перстни — ты заметил, что у короля вся пальцы унизаны перстнями? Рауты, балы, обеды и ужины. И обязательно завести экзотическую любовницу.
— Но Камилла?
— Камилла навсегда останется в моем сердце!
— Но чувство, о котором ты говорил…
— Ах, друг мой, друг мой! Прошу, не смешивай мирские условности с музой! Далее: международные выезды. Как только рукописи разойдутся по миру, неизбежно придется являться к властителям иных государств. Каждый двор — свои традиции, свой гардероб, подарки для государей и членов семьи, пышные банкеты, маскарады, феерии.
— Наверное, ты написал что-то совершенно выдающееся, если мысли завели тебя так далеко.
— Увы, нет. Я оценивал расходы.
— Так напиши сперва хоть строчку!
— Ты прав, ведь еще надо писать… Потребуется стол. Отличный стол на толстых крепких ножках. Бювар из кожи антилопы, серебряная чернильница, золотое перо!

Молчание, хозяин комнаты с улыбкой смотрит на девушку за окном. Девушка приветливо смотрит в ответ. Гость взволнованно:

— Так да, о чем хотел сказать. Не дашь взаймы? Отдам из гонорара.
— Друг мой, в начале разговора — готов был дать и без возврата. Но я так вдохновлен твоей речью, что и сам совсем скоро присягну искусству. Думаю податься в музыканты и написать дуэт для клавесина.

Гость задумчиво:
— Это тяжкий путь. Но что ж, дай Бог! Советую начать с жилища — для музыки необходим просторный зал с высоким потолком.

Порывисто выходит из комнаты.

Чрево. Сказка в одном действии.

Существует восточная традиция, при которой беременной женщине запрещается любая деятельность, кроме сна и приема пищи. Делают так перед родами и после разрешения от бремени. Согласно традиции, ребенок забирает у матери часть жизненных сил и организму необходимо вернуть потерянную энергию, иначе женщина погибнет.

За семьдесят лет среднестатистический человек съедает пятьдесят тонн продуктов (аппетиты отдельных чревоугодников значительно превосходят эту цифру). Ягоды, фрукты, овощи, мясо, птица, рыба, зерно — человек ест все.
Каждый час на планете исчезает три вида животных. Представьте, как это обидно: пережить природные катаклизмы, уцелеть в эволюционной борьбе и сгинуть в человеческой глотке?

Человек не только забрасывает сети, собирает урожаи, забивает птицу. Ежедневно добываются двенадцать миллионов тонн нефти, девять миллионов тонн железной руды, вырубается свыше пятисот квадратных километров леса. Уголь, газ, нефть, железо, дерево — человек съедает все.

Как мать дает пищу и силы растущему плоду, планета является чревом для рода человеческого.
Возможно, когда-нибудь люди смогут оставить родную колыбель и направятся во взрослую жизнь, к звездам. Если материнское тело не погибнет, вынашивая дитя, и вовремя получит свой отдых.

Кран. Сказка в одном действии.

Поле, разделенное высокой бетонной стеной. Вдоль стены тянется труба. И стена, и труба начинаются далеко, за горизонтом, пересекают поле и за горизонтом скрываются.
От трубы отходит кран, из крана широким напором бьет вода. В высокой траве появляются двое. Они подходят к стене, останавливаются и смотрят на поток.

— Сильно бьет.
— Да, изрядно.
— И ведь никак не остановить.
— Что же, вы пробовали?
— Да вот сколько ни смотрю – бьет ключом.
— Ну, глазами дела не сделать.
— А вы знаете как сделать?
— Знаю.
— Не поделитесь ли знанием?
— Пожалуй, что и поделюсь.
— А вы?
— А что я?
— Вы так и будете смотреть?
— А вы что хотите?
— Предпримем совместные действия.
— Хорошо, давайте.
— Давайте.
— Хорошо.

Долгая пауза.

— Ну?
— Что ну?
— Все так же и бьет.
— Так вы начните, а я подхвачу.
— Лучше уж так – я вам подскажу, а вы начинайте.
— Как это подскажите?
— Ну, управление приму.
— Что ж, принимайте.
— Хорошо.
— Хорошо.
— Сейчас я буду говорить, что вам делать.
— Говорите, а я буду слушать.
— А делать?
— Что делать?
— Делать будете?
— Что именно?
— Как что? Сказанное мною вам.
— Позвольте, если мы вместе рассчитались работать – то и труд делить поровну.
— Так нам и выйдет, руководить-то сложнее.
— Неужели сложнее?
— Конечно, здесь требуется игра ума.
— Неравенство выходит, я слушаю и делаю, а вы руководите.
— Так я и говорю вам, что моя доля весомей.
— Чем же?
— В мозгу создается напряжение. К тому же, при издании звуков в действие приходит рот, язык и зубная полость.
— Зубная полость?
— А слушатель — он статичен.
— Извольте, я буду слушать и шевелить ушами.
— Что же вы, ушами кран восстановите? Вы рукам своим живость придайте.
— Какой же вы, все слова словно хиной обмазаны.
— Разделить рад, но равномерно.

Долгая пауза.

— А ведь все бьет.
— Так и прибывает.

Пауза.

— Хорошую я знаю штуку, чтобы исправить поломку.
— Не ту ли, где мне на двоих отмерено?
— Теперь часть действий я выполню сам, а вы постоите.
— Постою?
— Постоите.
— А вы?
— Я видел ломик в той стороне, сейчас обернусь.

Уходит и возвращается с ломиком.

— Славный ломик.
— Хороший.
— Что же, теперь вы согласны на свою долю?
— Вы прежде расскажите.
— Вооружайтесь ломиком и полезайте на ту сторону.
— Зачем же?
— А вы приглядитесь — труба через забор уходит.
— Труба с краном?
— Она самая.
— Верно. Уходит.
— Полезайте и ломиком поправьте ее малость.
— А что дальше?
— Я подам вам сигнал. Полезайте.
— Скоро полезу.

Пауза.

— Чего же вы ждете?
— Снова поправка.
— Какая поправка?
— Сами вы ломик по ровному несли, а мне его наверх громоздить.
— Ну так я нес!
— А мне громоздить?
— Вы видно ждете, чтобы Архимед вам мерами отмерил?
— Рад разделить…
— Чтобы Фемида отвесила вам на весах?
— …но равномерно.

Долгая пауза.

— Вот, послал Господь нам новый потоп.
— Льет и не уймется.

Долгая пауза.

— Знаете что?
— Что?
— Вы полезайте, а ломик я вам снизу подам.
— А обратно?
— Бросайте его там, еще найдем.
— Так и бросить?
— Бросайте, только трубу сперва подправьте.
— Что ж, подавайте.
— Вы полезайте, а я вам подам.
— Лезу.

Лезет.

— Вот он, хватайтесь.
— Еще повыше задерите.
— Руки не достает.
— Еще чуть-чуть поднимите.
— Хватайтесь.
— Ну, подавайте.
— Держите крепче, не отпустите.
— Держу.
— Хорошо взяли?
— Отпускайте, не бойтесь.
— Крепка ли хватка?
— Хорошо держу, отпускайте.
— Отпускаю.
— Держу.
— Теперь бросайте ломик на ту сторону и следом прыгайте.
— Сразу же?
— Повремените, и следом.
— Бросаю.
— …
— Прыгаю.

Пауза. Из-за стены доносится треск травы.

— Ну, что там?
— Все то же.
— А труба, она длится?
— Вот она.
— Гладкая или есть сочленения?
— Есть и сочленения.
— Подденьте одно ломиком и надавите.
— Вы сигнал не подавали?
— Еще нет. Подденьте и надавите.
— Льет у вас?
— Бьет ключом.
— Поддеваю.
— Жмите хорошенько.

Долгая пауза.

— Жмете?

Долгая пауза. Слышен скрежет.

— Что там у вас?
— Здесь тоже льет.
— Хорошо. Возвращайтесь.
— А сигнал?
— Был сигнал. Возвращайтесь.
— Не слышал никакого сигнала.
— Бросайте ломик и возвращайтесь.
— Как же я вернусь без сигнала? Условились, что будет с сигналом.
— Хорошо. Я хлопаю в ладоши – это будет сигнал, возвращайтесь.
— А ломик?
— Что ломик?
— Когда бросить ломик, сейчас или после сигнала?
— После сигнала. Услышите сигнал – бросайте ломик и полезайте обратно.
— Жду сигнал.
— Хорошо. Хлопаю.

Хлопает.

— Возвращаюсь.

Возвращается.

— Ну, что же?
— Недурно.
— Красиво.
— Что же, мы все починили?
— Починили. А не починили, так и вытек бы весь мировой океан на лужайку.
— Но там-то теперь как льет.
— А всюду и не починишь.

Палач. Сказка в шести действиях.

Действие первое: приемная лазарета, заполненная людьми. Еще больше людей в коридоре возле приемной. Тягостное молчание. Кто-то смотрит в окно, кто-то под ноги, кто-то в точку перед собой.
В густом, темном воздухе почти гаснет свет одинокого окна. Только один человек настойчиво говорит, но его никто не слушает: «А я говорю, что нарочно сожгли. Земля хорошая, вот и сожгли. Разве много с приюта возьмешь? А теперь там виконт…»

Входит лекарь и человек замолкает. Люди оборачивают головы. Лекарь держит перед собой несколько листков, трет висок, наконец, не отрываясь от листков, начинает говорить.

Лекарь:
— Из первой и второй группы спасти не удалось никого. Слишком поздно привезли. Третья группа — двое в беспамятстве, четвертая — выжили трое. Имена сообщим позже.

За спиной доктора тихо:
— Пятеро? Всего пять?

В коридоре кричат:
— Лекарь, срочно!

Лекарь спешно уходит.

Действие второе: площадь, в центре площади — собрание людей. Человек на импровизированной сцене, освещенной факелами. Собравшихся становится больше.

Человек на сцене продолжает речь:
— Дети, понимаете? Люди, дети! Уже не жаль никого, понимаете, а мы все молчим, все делаем вид, что нас не касается! Что должно еще произойти? Когда мы очнемся?! Когда разглядим, что это зло, это горе никуда не уйдет, пока мы сами не избавимся от него?!

Крики собравшихся. Голос:
— А что тут сделаешь? Судья у пэра в кармане, гвардейцы служат виконту, а виконт — родной брат пэра. Кто руку поднимет против них — без руки и останется.

Человек на сцене:
— Да что нам гвардейцы? Город стоит на нас! Сожжем дворец виконта и покончим с властью пэра! Братья, не будет жизни под таким началом, еще вчера я был отцом и мужем, а сегодня нет у меня никого. Никого! Только пэр, тянущий последние жилы, и закон, который встает на сторону сильного. Но мы — сильнее! У нас отняли самое дорогое и нам нечего терять! Нам нечего терять, уничтожим власть пэра, освободим город от проклятого тирана!

На площади появляются гвардейцы, раздаются крики горожан.

Человек на сцене:
— Не бойтесь, люди! Все, что осталось у нас — наши жизни, так не лучше погибнуть за правое дело, чем провести свои дни под властью бесчестного негодяя!

Человек хватает в руку один из факелов и бросается на гвардейцев.

Человек:
— Ну что же вы, люди? Это наш шанс, наша битва, вперед! Это наша свобода!

Гвардейцы расталкивают людей и приближаются к человеку с факелом. Спиной к сцене, человек стоит один против всех. Гвардейцы расступаются, выходит виконт со шпагой.

Виконт:
— Ваше поведение неразумно, успокойтесь.

Человек с факелом:
— Будь ты проклят!

Виконт:
— Как пожелаете.

Виконт выбивает факел шпагой, делает выпад и пронзает грудь человека. Кровавое пятно проступает на его груди, человек падает.

Человек:
— Будьте и вы все прокляты, трусы.

Действие третье: ночь, площадь. Тело убитого у сцены. Фигура в плаще выходит на площадь.

Фигура, приблизившись к убитому:
— Как прошел мятеж?

Убитый молчит.

Фигура:
— Ты вел себя неразумно. Нельзя начинать мятеж в одиночку.

Убитый:
— Я был не один, весь город был со мной.

Фигура:
— Весь город предал тебя. Посмотри: твое сердце не бьется, а кровь превратилась в песок. Люди отреклись от тебя. И теперь ты мертв.

Убитый:
— Кто ты?

Фигура:
— Я палач.

Убитый:
— Что нужно тебе, палач?

Палач раскуривает трубку:
— Твоя душа. Те души, что достаются мне — порочны. И я ношу их с собой уже долгие годы. Устал я от злобы и страстей, хочется мне получить чистую душу, чтобы помнить, зачем я вершу правосудие. Ведь я служу справедливости. Но так уж устроено мое ремесло, что чистую душу мне не забрать.

Убитый:
— Тебе нужна чистая душа, которую не получить силой?

Палач (затягивается):
— Верно. Я много странствую, а путешествовать лучше в хорошей компании. Проведя тысячи лет с самыми отпетыми негодяями, я стал пристрастен. Это плохо для ремесла.

Убитый:
— Значит, я отдаю тебе душу, а ты вершишь правосудие в городе?

Палач:
— Верно.

Убитый:
— Никто не избежит наказания?

Фигура:
— Никто.

Долгое молчание.

Убитый:
— Места, где ты путешествуешь, они хороши?

Палач:
— Не все. Но чаще всего — да. Прекрасные замки… царские покои. Однажды я настиг жестокого убийцу в храме, высоко в горах. Из окон открывался дивный вид.

Убитый:
— И я увижу мир?

Палач:
— О да, лучшие места. Ты согласен?

Убитый:
— Согласен.

Палач докуривает трубку:
— Отлично.

Действие четвертое: центральная площадь города.

На площади глашатай:
— Объявляется траур. От сегодняшнего дня и в течении недели всем горожанам и лицам, прибывшим в город, запрещается: устраивать празднества, разыгрывать увеселительные представления, танцевать, исполнять песни, носить яркую одежду…
(набирает воздуха в грудь)
Гражданам предписывается выражать скорбь, подобающую чину и положению скорбящего. Питейным и постоялым дворам, а также местам общественного собрания облачить окна и двери в черную ткань. Лицам привилегированных сословий должно носить траурный креп на шпагах. От лиц купеческого сословия ожидается контрибуция в казну городского главы. Размер контрибуции определяется доходом и статусом негоцианта.
(набирает воздуха в грудь)
За нарушение правил назначается штраф в размере месячного жалования. Купеческое сословие ожидает конфискация имущества и запрет на проведение торговой деятельности. Лицам привилегированных сословий следует ожидать встречу с виконтом для определения индивидуальной меры взыскания.

Горожанин:
— Кто бы мог подумать, что смерть пэра вызовет такой переполох.

Действие пятое: трактир, окна затянуты черной тканью. У стойки посетитель и трактирщик, горят свечи.

Трактирщик (продолжает):
— Я же разорюсь на свечах. Сперва неделя траура по пэру: окна закрыть, песен не петь. А что за трактир без песен? Затем судья отдал душу — еще трое суток. «Столяр и швейка» закрылись. «Примерное поведение» закрылись. В «Оленьих рогах» — рога заложили! И тоже закрылись. (протирает кружки)
— Затем виконт. Говорят, упал с коня. Как виконт мог свалиться с коня, если лучшего всадника на сто верст не найти? Первые места брал на скачках. Такой наездник! Все на него смотреть ходили. Теперь квартирмейстер зачах, птица, конечно, не крупная, но и с гвардейцами не все ладно. Что ни день — новая смерть. Как это понимать? Куда бежать-то?

Посетитель:
— А никуда не бежать.

Трактирщик:
— Это почему?

Посетитель:
— Вчера у Восточных ворот такие вот бегуны целый обоз собрали. Настоящий караван со всеми пожитками. На версты две откатились — и снова городские стены. Остановились, подумали, второй раз отправились по солнцу — и снова увидили те же ворота. Третий раз по вешкам пошли. Но и по вешкам получается к городу. Уже и кучеров меняли, и по одиночке, и цепью, а все одно (делает глоток из кружки).
— Так и ездили весь день и всю ночь, пока лошади шли.

Трактирщик:
— Да разве бывает такое? Врут люди.

Посетитель:
— Может и врут, но я — тот самый кучер, которого заменили. Полдня проездил. Ведешь пару — все хорошо: дорога бежит, колеса стучат, деревья мелькают. Вот только по какому пути из города не выедешь — по той же самой дороге и возвращаешься (стучит кружкой перед трактирщиком).

Трактирщик:
— И что все это значит?

Посетитель:
— Это значит: налей-ка еще одну.

Действие шестое: палач шагает по безлюдному городу. На мостовых — брошенные экипажи, сваленные грудой сундуки. Ветер стучит ставнями. Лошади с оборванными поводьями пробегают по мостовой.

Палач обращается к невидимому собеседнику:
— Нет, ты не прав. Если вина пэра для тебя очевидна, вина судьи и виконта ясна, но почему вина гвардейцев и ложь стряпчих не кажется явной? Шпага, пронзившая твое сердце, направлена рукой виконта, но выковал эту шпагу — кузнец. Гвардейцы, выполняя приказы пэра, угнетали горожан, хотя могли обратить оружие и в защиту мирных жителей.

Собеседник:
— Ты жесток.

Палач:
— Я не жесток (снова раскуривает трубку). Перед каждым я выкуривал трубку и ждал — но никто не воспользовался подаренным шансом избежать наказания. Вина, что ты разделил на немногих, целиком пропитала всех. Вспомни день нашей встречи, когда люди оставили тебя на площади. Они ведали, что творят.

Голоса удаляются. Собеседники покидают опустевший город, в котором палач не пощадил никого.

Волк на двух ногах. Сказка в четырех действиях.

Действие первое: зима.

Волк помнил дрожащее серебро в глазах собратьев. Помнил песню стаи. Помнил тонкое тело косули, оставленное щенкам на забаву. Помнил, как билась в косуле жизнь.
Помнил, как в лес пришли люди, затрубившие в трубы и ступившие на землю стаи. Помнил облаву и черные пятна на земле, пар из оскаленных пастей, иней стекленеющих глаз. Помнил единственного выжившего, затаившегося в логове и не издавшего ни звука, даже когда охотник выстрелил в темноту и пуля перебила волчью лапу.

— Должно быть, всё, — сказал тогда стрелок.

И помнил яму в земле и стаю, замершую на дне черным комком.

Днями волк лежал в угрюмой тишине, не шевелясь, чувствуя теплый бок матери, видя ее горящие глаза.

— Молчи, только молчи, — шептала мать, раздавался выстрел и кровавая пена надувалась на волчьих клыках. Охотник вытягивал волчицу за лапы из норы, заглядывал в темноту и стрелял еще раз.

— Должно быть, всё, — слышал волк.

Волк выбирался из холодного логова и бежал по тропинкам леса. Лесные жители становились кругом волка. Старый сохатый выходил вперед и долго смотрел на волка, поджавшего простреленную лапу и скалившего зубы. Сохатый наклонял голову, вздыхал и говорил: «Живи».

Выпал снег. Волчий запах ушел от земли. Зверь поднимал голову и втягивал холодный, звонкий от мороза воздух. Не было стаи, не было вожака и не было тягучей песни, зовущей на новую охоту. Белые звезды опускались на волчью память и скоро не стало и памяти.

Волк жил: спал в старом логове и видел сон. Будто он летит над бескрайним лесом и снежинки садятся на нос, щекочут ноздри, и волку весело от быстрого движения и от лесных жителей, поднимающих головы к небу. Рядом с волком летит стая. Хищный вой вспенивает верхушки деревьев, волк выбирает направление полета и куда летит волк — туда следует и стая, потому что волк теперь не просто щенок с перебитой лапой, а вожак.

Волк летит все быстрее, стая воет все громче, звери в стае скалят клыки. Волк уже не ведет за собой по лунной тропе, волка гонят его же собратья, вперед, за вершины деревьев, за широкое, белое поле, за реку, сверкнувшую в седом полотне змеиным изгибом. Звучит за спиной хриплый лай, горят огнем глаза, но вдруг все стихает.

Призрачные фигуры мертвых усаживаются в круг и смотрят на волка пустыми глазницами. В лунной тишине раздаются резкие звуки — смех и голоса людей. Волк видит множество домов в один, редко в два этажа, высокие трубы и столбы дыма, подпирающие небо.
Волк смотрит на огни, дрожащие в окнах человеческих жилищ и злая, неведомая сила прижимает волка к земле, ломает кости, не дает вздохнуть, давит и душит волчье сердце, пока тьма не опускается на призрачный мир и волк не пробуждается ото сна.

Действие второе: весна

Глядя на луну, волк закрывает правый глаз и видит на небе открытую рану, кипящую кровью. Если волк наклоняет голову, то кровавая луна наклоняется следом, проливаясь на землю черным водопадом. Тогда волк смеется, вытягивает язык и пытается допрыгнуть до кровавой купели. Если же волк закрывает левый глаз, то луна становится омутом, из которого сыпятся искры и вылетает пламя, и волк лает и кричит, кружась под огненным дождем.

Волк знал этот запах: железо, огонь, пот и смерть. Запах пришел во сне, но когда волк проснулся, в листве и траве, в солнечном свете и воздухе по-прежнему стыло от человеческого присутствия.

Длинные, серебристые тела пробежали мимо волка и растворились в зеленой мгле. Волк последовал за призраками и увидел людей: высокие фигуры возле сохатого, отрезающие от освежеванной туши блестящие ремни. Волк увидел, как люди собрались вокруг костра и принялись жарить и есть свежее мясо, и вместе с волком за трапезой наблюдал сохатый, который кивал и подмигивал волку, и комически гладил длинной ногой вспоротый живот, облизываясь и скаля квадратные, желтые зубы.

Волк обошел стоянку, остановился позади лежащего на земле охотника, обнажил клыки и потянулся к человеческому горлу. Человек ел, говорил, не замечая и не видя волка. Призрачная стая сделала круг над стоянкой и волк отступил, лег на мягкий мох и закрыл глаза. Волк ждал.
Ветер обнимал деревья и земля, напоенная солнцем и водой, тяжело дышала и вздрагивала во сне, чувствуя, как мириады ног попирают тело ее.

Волк разглядывал лица людей, люди молчали и смотрели вверх, мимо волка. Стоянку покрывали темные лужи крови, заполнившие неровности земли. Волк поднимал голову, но тут же закрывал глаза — слишком ярко светило солнце, слишком громко шелестела листва, слишком сильно шумел ветер. Глубокие раны от охотничьих ножей покрывали плечи и грудь волка, шкура пропиталась кровью, становилось тяжко от самого себя.

Волк смотрел на растерзанные тела людей и чувствовала, как бьются сердца охотников где-то рядом с его собственным сердцем.
Человеческие сердца стучали все громче и маленькие, надломленные пульсы волчьего сердца угасли. Волк зарычал и призрачная стая вылетела из пасти. Теплая грудь земли распахнулась навстречу, мягкие травы качнулись от удара и сомкнулись над упавшим зверем.

Действие третье: лето

Так Волк сменил облик зверя на облик охотника. Люди приняли чужака, но если появлялся чужак среди людей — то замолкали говорившие. Молча смотрели мужчины и женщины на чужака, не произнося приветственных слов, не протягивая руки, не улыбаясь при встрече.

Волк видел сон: вот входит он в дом человеческий. Желтый свет льется сквозь окна, падает светлыми пятнами на волчьи шкуры. Волк ступает по шкурам, проходит по коридорам; все стены и комнаты покрыты волчьими шкурами.

Волк входит в последнюю комнату. От комнаты уходит длинный лаз, в конце которого горит огонь. Волк шагает навстречу огню и оказывается в просторном зале. В зале на волчьих шкурах спит обнаженная женщина.

Женщина открывает глаза и улыбается волку. Тело женщины наполнено золотым светом. Волк смотрит на женщину и глаза на волчьих шкурах блестят и смотрят на Волка. Женщина протягивает Волку руку. Волк делает шаг навстречу и наклоняется к женщине. Женщина смеется, ее полная, высокая грудь поднимается и опускается при дыхании, губы женщины тянутся к губам Волка. Волк улыбается женщине и острые клыки смыкаются на ее шее

Действие четвертое: осень.

Ночью до стойбища долетел тихий вой. Волк оставил стоянку и пропал на несколько дней. Возвратился волк без добычи и к вечеру снова исчез. Говорили люди, что вернулась на охотничьи земли стая. Вспоминали, как нашли мертвецов без сердец и новый человек пришел в племя людское. Говорили, что ищет человек встречи с волками, что движет месть человеком.

Волки не боялись людей, выходили, смотрели на охотников. Загонщики зажигали огни. Длинной цепью вставали всадники. Начал смыкаться строй всадников с огнями загонщиков. Волк смотрел в глаза собратьев, поднимавших головы над редкой травой и бросавших на людей быстрые взгляды.

Всадники вскидывали ружья к плечу и стреляли, оставляя в воздухе молочные всплески. Скорым шагом двигались загонщики, добивая раненых волков тяжелыми, длинными ножами. Серебристо-бурыми пятнами лежали мертвые звери.

Волк не слышал ни грохота выстрелов, ни криков людей. В тишине и покое наблюдал Волк за вожаком волчьего племени, черным хищником, слившимся цветом с землей.

Всего десять прыжков отделяло вожака от Волка, когда заметили охотники бегущего зверя. Пять прыжков оставалось вожаку, когда подняли охотники ружья. Перед последним прыжком вожака вспыхнул ружейный порох и прозвучал выстрел. Шпоры вонзились в тело коня и с опустевшим седлом поднялся жеребец Волка на дыбы. Не стало в траве серебристо-бурых тел.

Пуля пробила грудь Волка и прозрачный туман выплеснулся из груди. Холод далеких звезд растворился в звериных зрачках и лицо прекрасной, золотой женщины, засмеялось и исчезло навсегда.
Волк вернулся домой, в стаю. Серебристые тени поднялись на черной землей и скрылись за горизонтом.

Быстрее скорости света. Сказка в четырех действиях.

Действие первое: в кадре сотрудник научного отдела темпоральных исследований и разработок. Энергичный человек средних лет несколько одичалого, отстраненного вида. Глаза сотрудника блестят за круглыми стеклами очков. Начинается запись видео-дневника.

Сотрудник:

— Так, камера? Камера включена, хорошо. Итак… Значит так, к делу. В специальной теории относительности существует принцип постоянства световой скорости в вакууме. Скорость неизменна в системах координат с равномерным и прямолинейным движением относительно друг друга. Но. Данный принцип противоречит базовой механике, в частности, принципу сложения скоростей. Из данного противоречия вытекают интересные следствия… (делает паузу, задумывается, затем приходит в себя)

— Очень интересные. Мы собираемся достигнуть релятивистских эффектов в рамках четырехмерного пространства Минковского… (снова делает паузу, понимая, что увлекся. Затем продолжает).

— Цель эксперимента — превзойти скорость света. Фундаментальная часть эксперимента основана на следующих данных (появляется график с изображением Земли, Солнечной системы, Млечного пути, Вселенной, сотрудник обращается к графику).

— Теория заключается в том, что абсолютную скорость света можно преодолеть. Известно, что экваториальная скорость вращения Земли равняется 1 675 километрам в час или 465 метров в секунду. При этом планета летит по орбите со скоростью 30 километров в секунду. Солнечная система, как часть Млечного пути, вращается вокруг галактики со скоростью 200 километров в секунду. Но и Млечный путь — такой же путешественник во Вселенной и движется со скоростью 400 километров в секунду к скоплению Девы.

Таких синхронных или, выражаясь научным языком, когерентных движений, во вселенной бесконечное множество. Складывая скорости, мы вплотную подходим к световому барьеру. Нам не хватает нескольких километров, чтобы обогнать фотон. Этим мы и займемся: доберем несколько километров.

Действие второе: день испытаний. Беговой трек, спортсмен на старте. Сильный ветер бушует. Измерительные приборы, мониторы, дисплеи с цифрами и диаграммами установлены возле стартовой площадки.

Начинается обратный отсчет:

— Десять, девять…

Звучит выстрел. Старт дан до завершения отсчета, но все внимание на бегуна: датчики фиксируют учащение сердечного ритма, диаграммы в мониторах оживают, люди наблюдают за цифрами и возбужденно реагируют на показания мониторов. Атлет разгоняется еще быстрее, еще… но ничего не происходит. Спортсмен снижает темп, оглядывается на испытателей и возвращается к стартовой площадке.

— Получилось?

— Ничего не получилось.

Спортсмен обескуражен. Возле датчиков и мониторов оживленно звучат голоса.

Действие третье: день после испытаний. В кадре сотрудник научного отдела темпоральных исследований и разработок. Сотрудник смотрит в камеру, его лицо расплывается в широчайшей улыбке.

— Теперь все совершенно ясно. Глобус в лаборатории стоял вверх ногами. Молодые лаборанты, еще мало опыта. Мы бежали не в том направлении — против движения Земли. И вычитали собственную скорость, а нужно делать наоборот, прибавлять и бежать по направлению вращения. Так что глобус мы уже поправили, теперь готовим трассу к повторному эксперименту.

Действие четвертое: новый старт. Измерительные приборы, мониторы, дисплеи с цифрами и диаграммами.

Человек у монитора:

— Дайте обратный отсчет!

Один из наблюдателей выполняет отсчет, на этот раз от десяти до нуля. Затем поднимает стартовый пистолет, жмет на спуск, но теперь не происходит выстрела. Наблюдатель продолжает вхолостую щелкать бойком и трясти стартовый пистолет, пока человек у монитора не машет рукой спортсмену:

— Давай!

Атлет набирает скорость. Он бежит легко и свободно, все быстрее и быстрее, на мониторах — невероятные цифры. На треке образуется область рассеянного пространства. В дрожащем воздухе спортсмен различает первый день испытаний и себя, бегущего по треку накануне. Помехи на камере мешают фиксировать происходящее. Видно, как бегуны сближаются, один протягивает руку, прикасается пальцами ко второму, спотыкается и резко снижает скорость. Второй бегун пропадает. Спортсмен останавливается и оборачивается к мониторам: люди ликуют, восторженно кричат, подбрасывают в воздух головные уборы. Вдруг раздаются крики ужаса.

Высоко в небе формируется мощный шторм, похожий на провал в иную реальность.

Экипаж. Сказка в одном действии.

Светлое помещение с высоким потолком и овальными стенами. Вдоль стен расположены капсулы, обвитые проводами. Изголовья капсул пульсируют мягким, золотым светом. В капсулах — экипаж космического корабля перед стартом.

Высокая, стройная девушка с густыми темными волосами и тонкими чертами лица начинает разговор:
— Думаешь, мы отправляемся зря? Сет?

Из соседней капсулы звучит ответ:
— Да, я убежден, что в миссии смысла нет.
— Но ты все равно летишь?
— Это моя работа.
— Лучше остаться на Земле и ничего не предпринимать? Раздавать брошюры «Покаяния»?
— Лучше не мешать естественному ходу событий. Пусть катастрофа случится. Человечество развивается, словно ребенок, и совершает ошибки. Боль от ошибок — это опыт. Наша миссия избавляет человечество от бесценного опыта самоуничтожения.
— Ты предлагаешь погибнуть и получить опыт смерти? Но кому пригодится такой опыт?
— Как мы научимся беречь чудо жизни, если не потеряем ее? Зачем учиться, если можно творить, что угодно, всякий раз начиная с чистого листа? Если мы не осознаем, каким чудом является собственная звездная система, насколько мала вероятность ее появления во Вселенной, то мы опасны для космоса. Мы превратим космос в гигантскую свалку, мигрируя от звезды к звезде, оставляя за собой отработанные миры, наполненные радиацией и отходами.

Девушка с улыбкой качает головой и продолжает:
— То есть лучше наблюдать, как люди умирают от голода?
— Ресурсы планеты ограниченны и нагрузка на биосферу не может превышать установленную норму. Контроль рождаемости — отличная идея. Почему от него отказались?
— Контроль не был санкционирован Советом.
— Задача Совета принимать решения, а не слушаться филистеров. Снижение фертильности через пищевые добавки могло решить проблему перенаселения.
— Сет, Совет обладает полной компетенцией для решения поставленных вопросов. Ты лишь инженер. Инженер-пессимист, склонный к мизантропии.
— Спасибо, Исида, я добавлю эти данные в резюме.

Пауза. Девушка обводит глазами экипаж и улыбается высокому человеку в капсуле напротив. Человек улыбается в ответ. Исида смеется:
— Посмотри на Осириса. (громко) — Осирис, зачем мы летим?

Высокий человек охотно отвечает:
— Экспансия — неизбежный путь к бессмертию. Люди слишком уязвимы, оставаясь на единственной истощенной планете. Наша задача не только найти новый дом, но и уберечь вид от истребления.
— А Сет утверждает, что наш корабль — предвестник космической чумы под названием человечество.
— Сет — хороший инженер, но пессимист и мизантроп.
— Да, эта строчка есть в его резюме.

Теперь смеется Осирис. Но смех прерывает бесстрастный, глубокий голос:
— Мы словно дети, бегущие от ответственности. Но проблему взросления нельзя переложить на чужие плечи. Дети должны подготовиться к самостоятельной жизни, иначе не смогут существовать. Если планету не спасти, не лучше эвакуировать ту часть населения, что несет пользу? Хранителей знаний, традиций, культуры. Мудрость поколений нельзя потерять.
— То есть главное — спасти тебя, Тот?
— Когда в доме пожар, спасают самое ценное.
— Иногда пламя пытаются погасить. Что скажете вы, капитан?

Человек в крайней капсуле открывает глаза и направляет взгляд на Исиду. Глаза капитана яркого, золотого цвета:
— У нас есть миссия и есть сроки ее исполнения. Мы должны проложить путь к пограничным мирам. У Земли будущего нет, максимум пятьдесят лет и случится планетарный коллапс.

В помещении раздается команда:
— Приготовится к погружению в криокамеры.

Одну за другой высокие, прямоугольные капсулы закрывают прозрачные экраны.

Сет мрачно произносит:
— Будет забавно, если цивилизация падет, пока мы пытаемся спасти будущее человечества. Прилетим через полсотни лет, а на месте городов — выжженная пустыня и одичалые племена, считающие нас богами.

Исида:
— Вряд ли ты откажешься стать богом, Сет? Пессимистичным богом-мизантропом?

Капсулы закрываются экранами. Помещение наполняется шипением воздуха, белым туманом, затем тишиной.
Космический корабль пирамидальной формы медленно поднимается в небо.

Эволюция. Сказка в одном действии.

Антропологический музей. Череп в стеклянном ящике. Контур черепа совпадает с отражением человека, стоящего напротив экспоната. В прозрачном футляре преломляются две картины: черно-желтые кости и человеческие глаза. Тысячи лет жизни — от мрака первобытных пещер до космической орбитальной станции — соединились в этом отражении.

Человек напротив черепа — единственное живое существо в здании и последний человек на планете. В безлюдных залах под гигантскими куполами разыгрываются масштабные голографические шоу: строительство пирамид, всемирный потоп, гибель Хиросимы и Нагасаки. Самые значимые события в жизни людей, самые характерные, яркие, те, что удалось сохранить.

Здесь собраны летописи, картины, скульптуры, представленные в многочисленных залах, хранилищах, диорамах. И человек читает книги, разглядывает картины, слушает прекрасные сюиты и прикасается к холодному камню изваяний.
Неужели все это — люди? Весь этот путь?

Такое возможно. Возможно, ведь есть вещи более удивительные. Человек видел их в секции двадцать первого века. Многие годы человек смотрел и пытался понять: где забился пульс, когда произошел первый вздох новой жизни?

Жесткие, хрустящие перфокарты, коридоры с фильмостатами, стойки с оборудованием. Здесь будущее еще только симулирует жизнь, как и первые продукты нового мира: алгоритмы поисковых систем, нейросети, интерфейсы виртуальной реальности. Массивы кода, уже достаточно сложные, чтобы миновать стадию анаэробных организмов, но еще слишком примитивные, чтобы покинуть первородный океан.

Человек не замечает эволюционной границы. Точно так же, как не может разглядеть связь между костяным артефактом в стеклянном ящике и представителем вымершего вида, сохранившим в своей собственности все достижения рода людского.

Хозяева музея кормят человека, заботятся о его здоровье. Человек нужен — как экспонат антропологической выставки.

Наверное, то, что перестало быть человеком, так же смотрит снаружи сквозь внешнее стекло музея. Смотрит и не может понять: «Как такое возможно?» Как каменный топор превратился в квантовый синапс? Как пещерные люди создали интеллект, лишенный пороков человеческой натуры?